Руки были затянуты в кожу. Бархатно-палевые перчатки, облегали ладони так плотно, что практически не ощущались. Сами же кисти покоились на парапете, он смотрел на них и пытался понять, что же он здесь делает. Задумываясь, он не мог вспомнить практически ничего о себе.
Нет, он прекрасно помнил то, что было записано в его личнике, лежащем во внутреннем кармане сюртука. Мог назубок, ни на мгновение не задумываясь, слово в слово повторить - Александр Горьев. Гражданин Халровиана. Статист. Место рождения - Хала. Выпускник Халской же Академии Юриспруденции. Возраст - 34 года.
Глава первая. Александр Горьев, статист.
Руки были затянуты в кожу. Бархатно-палевые перчатки, облегали ладони так плотно, что практически не ощущались. Сами же кисти покоились на парапете, он смотрел на них и пытался понять, что же он здесь делает. Задумываясь, он не мог вспомнить практически ничего о себе.
Нет, он прекрасно помнил то, что было записано в его личнике, лежащем во внутреннем кармане сюртука. Мог назубок, ни на мгновение не задумываясь, слово в слово повторить - Александр Горьев. Гражданин Халровиана. Статист. Место рождения - Хала. Выпускник Халской же Академии Юриспруденции. Возраст - 34 года.
Также он помнил и то, чего там не написано. Должность - статист при Летном Комиссариате. Не женат и не был, постоянной связи не имеет.
Но ни слова, ни единой картины из своего 'прошлого' он вспомнить не мог. Не мог вспомнить и момента 'перехода' - того момента, когда его воспоминания начались, стали реальными, а не набором фраз, которые он мог бы пересказать и проснувшись среди ночи.
Хала - он мог ни на мгновенье не задумываясь назвать свой любимый кабак, улицу, по которой проще пройти к Комиссариату от дома. Имя-звание начальника. И ни единого воспоминания о времени в кабаке, ни единого ориентира на знакомой улице, ни единого отличия шефа от серой массы. 'Северное сияние', Литейницкая, старший куратор Тобиас Дариас.
Академия - он мог вспомнить имена всех без исключения шестидесяти восьми сокурсников. Но ни единого момента, не относящегося к преподаваемому материалу, улыбки, ссоры, разговора...
Далеко внизу - почти в двухстах метрах под ним - суетились, наводя последние вехи трое аэроархитекторов. Насколько ему было известно - уже трое суток без сна и пищи они чаровали Облачный Замок - феерическую конструкцию из облаков и тумана, точно каким-то неведомым чудом сошедшую на землю. Еще две таких же висели в воздухе неподалеку от Парящей Крепости, тончайшие башенки их то и дело пронзали, словно дурачась, сильфы.
Позади раздались шаги - кто-то поднимался по лестнице на башню. Люк откинулся и над полом появилось тяжелое скуластое лицо Настоятеля. Александр кивнул, приветствуя. С Настоятелем он успел познакомиться буквально пару часов назад, сразу после того как поднялся на глыбу Парящей Крепости. Чужая негибкая память ту же услужливо выудила тогда имя и биографию. Горий Грызнов, Настоятель первого ранга, сорок девять лет, ветеран Раскаянья и Битвы при Чаде... И еще много строк столь же точных, сколь и совершенно бессмысленных. Знакомые, награды, ранения.
Настоятель поднялся на площадку и встал у парапета рядом с Александром.
– Скоро начинаем, - голос у него был ровный, с легкой хрипотцой. Александр кивнул, не видя необходимости отвечать. Настоятель Горий вынул из кармана камзола коробку сигарелл и прикурил. Потом, спохватившись, протянул коробочку Александру, но тот покачал головой, отказываясь.
Что ему было делать теперь? Нет своей памяти, нет цели и воспоминаний. В глубине души Горьев был в смятении, но лицо, точно повинуясь застарелой привычке, оставалось неизменным. Выполнять некую поставленную задачу? А какая задача могла стоять перед статистом, перед ним? Ответ напрашивался, но что-то заставляло его думать, что на самом деле не все так просто...
– Какой штат Крепости?
– спросил он, чтобы спросить хоть что-то.
– Гнев Альвира.
– Простите?
Настоятель выпустил колечко горьковатого на запах дыма, которое тут же разорвал ветер.
– 'Гнев Альвира'. Так называется Крепость. Последняя модель, чуть ли не только со стапелей. Собственно говоря, учения и проводятся с целью испытать ее в полевых условиях.
– Должно быть, большая честь быть назначенным Настоятелем?
– поинтересовался Александр.
– Не без того, не без того...
– Горий выпустил очередное колечко, столь же быстро сгинувшее.
– В штате кроме меня трое аэроархитекторов, корускулат, коммуникатор, оптикат и три копья десантно-штурмовой команды. И вы, само собой.
– Благодарствую.
Александр начал чувствовать наслаждение от происходящего. С каждой секундой, с каждым мгновением он, капля за каплей, впитывал СВОЮ память. Каждое слово или действие откладывалось в нем - со всеми красками, звуками, интонациями - со всем тем, чего не было в памяти другой.
Настоятель курил. Аэроархитекторы внизу, на земле, похоже, закончили чары. Теперь они, двигаясь точно сонные мухи, брели к подъемной корзине 'Гнева Альвира', отсюда не видной, а Облачный Замок медленно воспарял к небесам.
– Нам пора спускаться вниз, - Настоятель щелчком пальцев отстрельнул окурок.
– Сейчас Матьяс будет заряжать корускульные стелы, а мы как раз на самой высокой точке крепости.
Они направились вниз, стальные подметки гулко клацали по каменным ступеням. Неродная память в очередной раз услужливо подала Александру бесполезную информацию. Как правило, Парящие Замки представляли собой глыбу с прорезанными в ней немногочисленными тоннелями или и вовсе без оных - все остальное надстраивалось на глыбе позднее - башни, основное здание с комнатами персонала, бараки. Соответственно многое в них было деревянным - ступени, балки, швартовочные платформы. 'Гнев Альвира', в отличие от них, представлял собой единое монолитное образование. По-крайней мере настолько монолитное, насколько вообще может быть глыба породы. Все башни и здания были не более чем дань внешнему виду - вполне можно было и не придавать им настолько привычные формы. Размерами 'Гнев' был меньше своих 'собратьев' по верфи - это достигалось за счет того, что при строительстве использовали больше полезного объема внутри самой глыбы. Иными словами Крепость была намного прочнее и маневреннее своих аналогов, но, в качестве недостатка, была безумно дорога и в ее помещениях царил настолько адский холод и сквозняки, что топить приходилось даже в самый разгар пусть и не ласкового, но лета.