Мужчина плакал. Он чувствовал облегчение и стыд из-за того, что сдал девочку ради спасения своей семьи.

— Её имя? Куда именно она уехала? — спросил Морт.

— Я не знаю, — ответил агент, — файл с её делом опечатан.

Морт со всей силы размахнулся молотком и ударил агента по коленной чашечке. Его крик раздался эхом по всему зданию, распугав стаю голубей.

— Я знаю, что ты занимался этим делом.

— Я работал с огромным количеством дел. Я не могу помнить всех деталей, — прокричал агент.

— Твоя жена Бонни, несомненно, красивая женщина. Я могу поспорить, она боец. Она ведь правда боец, агент Таунсенд?

— Джосси! Её имя Джосси Бенкс. Её пристроили в детский дом в Сан-Диего.

Морт улыбнулся, достал пистолет из кобуры и выстрелил агенту в лоб.

Он позвонил Молони, выходя из здания. На улице его встретил холодный ночной воздух, и он победно улыбнулся, глядя на луну.

— Что ты узнал? — спросил Молони.

— Она жива. Ей сменили имя и отправили в Калифорнию.

— Вот как.

— Я выслежу её и перезвоню вам, — пообещал Морт.

— Не сомневаюсь.

Тристан стоял в ванной комнате напротив зеркала, поглаживая щетину на подбородке. Он не хотел бриться сегодня. Его начальница Конни, женщина в возрасте и любительница мужчин моложе себя, всегда говорила, что он выглядит как бродяга, когда не бреется, однако получаемые им чаевые это опровергают. Тристан предполагал, что это её личное мнение и оно никак не связано с впечатлением, которое он производит на окружающих. Конни умела так изображать интерес к жизни человека, будто желает тому добра. Но единственное, что её интересовало — это прибыль, которую приносил бар. Это и то, что молодые работники мужского пола могли ей предложить в обмен на повешение заработной платы.

Раз в неделю она вызывала Тристана в свой кабинет, где заставляла его стоять и ждать, пока подпиливала свои акриловые ногти. Сегодня именно такой день. Кожа её декольте была усыпана веснушками, которые, казалось, спускались в глубокую ложбинку, образованную силиконовой грудью. Груди были прижаты друг к другу, и это было видно, так как она склонилась над столом.

— Как идут дела, Тристан? Тебя пока устраивают условия работы? — спросила Конни. Её голос хрипел из-за текилы и ментоловых сигарет.

Тристан тяжело вздохнул, раздраженный, что каждый их разговор звучал как предложение секса.

— Да, мэм. Мне нравится мой график работы.

— Ох, не называй меня «мэм». Ты выставляешь меня какой-то старой церковной леди, посещающей церковь. Я не твоя мама. Ведь так, дорогой?

— Нет, — Тристан подавил желание добавить «мэм» в конце ответа, — никак нет.

И каждый раз начиналась эта словесная игра, в которою Тристан научился искусно играть. Конни искала повод для беседы: что угодно, чтобы удержать его в поле зрения подольше. Она пыталась сохранять деловой тон, но это никогда не длилось долго.

— Тебе что-нибудь нужно, Тристан? Что-то, что я могу тебе предоставить? То, что поможет тебе лучше работать, конечно.

— Я вполне способен следить за запасами в баре, проверять удостоверения личности и смешивать более двадцати двух тысяч различных комбинаций спиртных напитков. Думаю, я с этим справляюсь.

Зная о её внутренней борьбе, Тристан улыбался и исполнял свою роль в игре, которую она затеяла. Хотя глубоко внутри он ненавидел то, что она рассматривала его только как симпатичного паренька, который приносит ей деньги.

— Кажется, да, — ответила она, отпуская его. — Проследи, пожалуйста, за тем, чтобы Ли поднялся сюда, когда придёт на работу.

Попрощавшись, он покинул кабинет, чувствуя облечение и одновременно отвращение, что снова пришлось участвовать в этой игре.

Все три часа своей смены Тристан изо всех сил пытался сосредоточиться. Его взгляд устремлялся в тот тёмный угол каждые несколько секунд в ожидании, что МакКензи материализуется прямо из воздуха. Он понятия не имел, что скажет ей. Всё, что приходило ему в голову, звучало по-детски и незначительно. Он знал лишь, что её появление вновь разожгло огонь внутри него, и ему нравился этот огонь.

Прошлой ночью во сне он видел лицо и слышал голос двенадцатилетней МакКензи Дюлейн. Всё это смешалось в поток образов. Его мозг помещал каждый образ в хронологическом порядке, что облегчало ему восстановление картин прошлого. Тристан видел её юное лицо, улыбающееся ему в тот момент, когда он забирался на их дерево. Он слышал её смех, пока гонялся за ней по комнате с недовольно квакающей лягушкой. Его видения переключились на их первый неловкий танец в школе, а дальше перешли к тому моменту, когда он впервые увидел её в бикини. И в самом конце — к их первому поцелую.