Я не побоялась бы Вас утомить описанием подробностей нашего пребывания здесь, поскольку совершенно уверена, что Вы все это воспринимаете очень близко к сердцу, но уверена, что отчет обо всех подробностях доходит до Вас с двух сторон, от Матушки и от Сестрицы, возможно даже, еще и с третьей стороны, от Принцессы Луи [211] , а потому рассказывать Вам в четвертый раз было бы уже явно излишним. В обычном здесь распорядке дня все остается по-прежнему. Но ваше отсутствие так сильно изменило наши привычки, что мне никак с этим не свыкнуться. Я же страдаю от того в особенности, поскольку порядок за столом и на спектаклях полностью изменен самым неприятным для меня образом.

Прощайте, любезная Сестрица, если моя болтовня уже успела Вам наскучить, то единственным тому извинением служит моя уверенность, что все, исходящее отсюда, Вам небезынтересно, и я предвижу, что это будет впредь нередким предлогом для меня не отказывать себе в удовольствии писать Вам несколько более подробные письма. Амели передает Вам тысячу самых горячих своих пожеланий, поклонитесь также от моего имени Вашему Мужу, поблагодарив его за письмо, переданное мне Графом Салтыковым.

Прощайте, любезная Сестрица, обнимаю Вас и люблю от всего сердца.

Петербург,

25 октября / 4 ноября 1804 года.

Вы позволили, любезная Сестрица, послать Вам прядь моих волос, соблаговолите же получить этот браслет в придачу к тому удовольствию, которое я испытываю, даря его Вам. Льщу себя надеждой, что Вы иногда будете его носить, потому что тогда я буду уверена, что, надевая его, Вы будете по крайней мере вспоминать обо мне. Это письмо дойдет до Вас нескоро, потому что оно будет отправлено в Гатчину ждать нарочного, о котором пока еще ничего не известно, но который, насколько я знаю, должен будет Вам привезти столько чудных вещей, для Вас особенно ценных вниманием тех, от кого они исходят, что с моей стороны представляется немалой дерзостью присоединять к ним и мой скромный дар. Но Вы должны видеть в этом один лишь умысел Сестрицы, нежнейше к Вам привязанной.

Любезный Друг! Я прибыла сюда в прошедшую пятницу [214] , – и излишне Вам говорить, насколько переполнено было мое сердце, когда я приближалась к месту, где Судьбой мне назначено провести свою жизнь и которое вновь заставило меня вспомнить о том расстоянии, которое нас разделяет. И вот я в более чем в 1700-х верстах от Вас, любезный Друг. И тем не менее я постоянно подле Вас, мой Друг, я вижу Вас и слышу Вас ежеминутно; я люблю этот обман чувств, он сладок для меня. Было бы несправедливо с моей стороны не признать всего того интереса, который здесь стараются выказать к моей особе; ко мне относятся с такой дружбой и сердечностью, на которые я и не смела надеяться. Да, мой лучший Друг, я счастлива, истинно счастлива с этой точки зрения, внутренне мне нечего больше желать. Мой Муж все прежний, и в этом отношении мне также желать более нечего! Единственной моей печалью остаются мои воспоминания, но именно они мне и дороги, естественная сердечная склонность влечет меня к моей Отчизне, к моей Семье, к Вам, мой Друг, дружбу которого ничто на этом свете заменить не может. Любезный Александр, как я счастлива тем, что Вы меня не забываете: помните, мой Друг, что Ваша Сестрица любит Вас более жизни, и ничто не может сравниться с ее преданностью и дружбой, к Вам испытываемой. Любезный, любезный мой Александр, как рада я тому, что могу беседовать с Вами! Местность здесь удивительно красивая, я Вам ее нарисую, она Вам понравится [215] . Замок очарователен, я отлично в нем устроилась [216] . В Веймаре я познакомилась с очень интересными людьми. Повторяю, лучше быть принятой, чем принята я здесь, иметь лучшее обхождение просто невозможно, и я обязана Вам об этом сказать, и говорю об этом с радостью. Тысячу раз благодарю Вас, любезный Александр, за Вашу доброту, позволившую Нойману [217] отправиться сюда вместе со мной. Надеюсь, что он доволен своим путешествием, мы же были совершенно довольны им. Я позволю себе, Александр, послать Вам диковинку! Это часы в форме вазы; возможно, они не очень красивы, но здесь это модная новинка. Прощайте, мой лучший Друг, надеюсь, что Константин уже вернулся в Петербург [218] . Поцелуйте его от меня. И не забывайте меня оба, любезные мои Братцы, прощайте, мой Александр, люблю Вас невыразимо и остаюсь до конца дней своих

Вашей преданной Сестрицей и Другом

Дорогой Александр! Господин Кюбри [220] , прибывший сюда вчера, отправляется в Петербург, и я не могу отпустить его, не передав нескольких строк для Вас, Братец, чтобы напомнить Вам хотя бы на мгновение о себе. Не могу Вам выразить, мой Александр, какое счастье я испытываю от сознания того, что Вы меня не забываете. Это для меня самое большое счастье и радость. Маменька соблаговолила мне сообщить, что Вам передали мой бюст [221] . Понравился ли он Вам? Ей он совершенно не понравился. Но мне обидно, что Вам передала его не Графиня [222] , ведь я уже заранее радовалась при мысли о том, что его доставит та, попечениям которой я его доверила, словно это я сама Вам его передаю, и это было бы Вам значительно более приятно. Мне здесь очень хорошо, любезный Друг, и я продолжаю чувствовать себя очень хорошо; мне было бы трудно быть недовольной, потому что я вижу повсюду, и в особенности в семье Принца, лестную для меня предупредительность и готовность относиться ко мне хорошо. А Вы, любезный Братец, как живется Вам? Маменька писала мне, что Вы выглядели очень хорошо последний раз, когда были в Гатчине, и мне было очень радостно об этом услышать. Знайте же наверное, что стоит Вам оказаться подле Маменьки, Сестрицы и Константина, как я тоже окажусь рядом с Вами; o! конечно же, я пребываю среди Вас, потому что сердце мое постоянно наполнено Вами. Прощайте, мой добрый и любезный Друг, я не осмеливаюсь задерживать этих господ более. Принц выражает Вам свое почтение, а я обнимаю Вас так же горячо, как и люблю, от всего сердца и всей души, прося Вас всегда любить,

Вашу, неизменно преданную Вам, Сестрицу и Друга

___________

Целую свою любезную Невестку и Амели.

Только что, любезная Сестрица, прибыл новый нарочный, и, узнав от Маменьки, что она собирается отправить следующего гонца после прибытия этого, я спешу поблагодарить Вас за Ваше бесценное письмо, любезная моя Сестрица, за полученную от Вас шкатулку, за бархат для Амели и бобровую шапку, которые все ещё находятся на таможне. Мне очень приятны, любезная Сестрица, все эти знаки Вашего внимания, не оставляйте меня Вашей дружбой и будьте целиком и полностью уверены в моей. Полагаю, что только сейчас Вам, наконец, удалось отдохнуть. А Вам это совершенно необходимо, поскольку первые мгновения Вашего прибытия в края, которые столь далеки от Вашего дома, причинили Вам наверняка больше волнений, чем само путешествие. Не так ли, любезная Сестрица? Сужу об этом во всяком случае по собственному опыту. Этот нарочный привезет Вам довольно старое мое письмо с браслетом из моих волос, который Вы позволили мне Вам подарить; вот уже 4 недели, как пакет этот лежал у Маменьки в ожидании отправления гонца, который до сих пор так и не уехал. Я сама пишу Кузену [224] , а потому не прошу Вас ничего ему передавать; но очень прошу, любезная Сестрица, поклониться от меня Госпоже фон Хенкель [225] и Господину фон Вольцогену [226] , если они еще не позабыли о моем существовании. Не могу мысленно представить Вас в Веймаре, поскольку совершенно ничего там не знаю, но, несмотря на это, не могу удержаться, чтобы не вообразить Вас в окружении Ученых, которые ранее Вас так смущали [227] . Следующий раз, когда будете мне писать, расскажите мне, сделайте милость, какое впечатление они на Вас произвели.

Прощайте, моя любезная и добрая Сестрица, люблю Вас и нежно целую.

Добрый мой Друг! Нойман прибыл, и Вы можете представить, с какой радостью он был принят здесь. Не могу Вам передать, какое удовольствие доставляют мне Ваши очаровательные письма, в особенности то, которое Вы написали уже из Веймара. Кажется, Вы довольны и удовлетворены тем, что здесь нашли: если уж судьба так решила, что мы должны находиться на отдалении друг от друга, то лучшим утешением мне служит уверенность в том, что Вы счастливы и благополучны там, где Вы находитесь. Поверьте, любезная Мари, что никто не принимает в Вас более искреннего участия, чем тот, которого Вы называете Вашим Александром и который и есть Ваш Александр сердцем и душой. – Графиня Ливен вручила мне Ваш бюст и драгоценную для меня записку, которая его сопровождала, не могу Вам передать, насколько и то и другое меня обрадовало. Я поместил его в Диванной комнате [229] напротив камина, подле которого, как Вы знаете, очень люблю греться, так что, работая, я постоянно вижу Вас. Ваш портрет у меня на столе, а в другое время дня я вижу Ваш бюст. Тысячу благодарностей, любезный Друг, за прелестные трубки; пилюли и кастрюль меня очень насмешили: но уверяю, что все, что исходит от Вас, мне равно дорого и вовсе не должно быть роскошным, чтобы доставить мне удовольствие. Часы в форме вазы мне пригодятся, нужно только к ним приноровиться. – Не сердитесь на меня, милый мой Друг, что я не ответил Вам на два Ваших предпоследних письма. Я получил их в то время, когда был весь загружен делами. Но я рассчитываю на Вашу снисходительность и дружбу, которые мне столь дороги. Это письмо будет доставлено Вам нарочным, и мне радостно думать, что оно придет к Вам раньше, чем обычно. Как бы мне хотелось увидеть Вас в приватной обстановке, посреди Вашего семейства и порадоваться Вашему согласию. Да сохранит Вам его навеки Благое Провидение, это – одно из самых горячих пожеланий моего сердца. – Не могу рассказать Вам ничего особого о здешней жизни, все идет своим чередом. В понедельник нас ожидает общественное бедствие, как его называет мой Брат, это большой бал, устраиваемый Маменькой по поводу Праздника Като [230] . Не могу передать, как при каждом случае нам Вас не достает, нет ничего, что не напоминало бы о Вас, я уверен, что этот бал заставит вновь сжиматься мое сердце. По крайней мере, будьте счастливы, таков мой постоянный припев, и тогда боль от разлуки смягчится. Прощайте, моя любезная Мари, любезный и истинный Друг мой, вспоминайте иногда Брата, который любит Вас от сердца, и сохраняйте дружбу к нему, которая так ему нужна.

Любезная Сестрица, посылаю с этим письмом веер, примите этот подарок в воспоминание о Брате, который любит Вас от всего сердца.

Санкт-Петербург,

10 декабря 1804 года.

Нарочный отправляется сейчас в Берлин, и я пользуюсь этой оказией, мой любезный Друг, дабы написать Вам несколько строк и поблагодарить тысячу раз за Ваши письма <нрзб.>, мне трудно передать, какое каждый раз они доставляют мне удовольствие и как дорога мне дружба, которую Вы мне выказываете. Сохраняйте мне ее, любезная Мари, и будьте уверены, что никто не любит Вас с большей нежностью, чем тот, кого Вы называете Вашим Александром.