— Хорошо, наверное.

Я зачарованно следил за разворачивающейся перед глазами миниатюрной пьесой и слышал собственное дыхание, когда Анджела снова полезла в сумку.

— А это пудра. Видишь, открывается, как раковинка. — Анджела раскрыла пудреницу и объяснила: — Вот здесь зеркало, а в нижней половинке пудра. Я, правда, ею тоже очень мало пользуюсь, мне просто нравится пудреница.

Закрыв ее, она дважды постучала по блестящей крышке чистым, без лака, ногтем.

— Вот и все, больше ничего интересного.

Все «интересное» лежало на столе, как предметы в игре «Что пропало». Мне стало любопытно, есть ли в сумке что-нибудь еще, неинтересное, что могло бы рассказать о своей владелице. Но я промолчал. А Анджела, взглянув мне в глаза, сказала:

— Да, мы девчонки. И не стыдимся!

Глория хихикнула.

— Папа у нас сам как девчонка!

— Да ну? Расскажи мне!

— Он готовит, стирает и поет.

— Поет?

— На весь дом!

— Вот это да!

— А еще у него есть краски, — добавила Глория, лукаво косясь на меня и слегка понизив голос. Насчет пения — это серьезное преувеличение, но мои дети все страдали любовью к приукрашиваниям.

— Это-то я знаю, что есть краски.

— Нет-нет, он пишет картины! Там внизу есть тайная комната, он там пишет красками-эмоциями!

— Глория имела в виду эмульсии, — пояснил я. — Это у нас такая шутка. Но должен признаться, что она права. Я веду другую, секретную жизнь, жизнь великого художника. С каждым днем все секретнее.

Глория, страшно довольная собой, весело ухмыльнулась. Умница этакая. Да про краски-эмоции она лет сто назад придумала.

Анджела изобразила строгий взгляд:

— Я уверена, что твой папа замечательно рисует.

— Только готовит отвратительно, — вставил я. — И кстати, надо же печку включить! — Я сунул портфолио нашей гостье под нос и предложил: — Посмотрите пока, пожалуйста. У нас сегодня на ужин пицца и тушеная фасоль, если хотите рискнуть, оставайтесь с нами, мы будем очень рады!

— Да, останьтесь, пожалуйста, — попросила Глория.

— С большим удовольствием, — согласилась Анджела. По-моему, не только из вежливости.

Теряешь ориентацию в пространстве. Перевозбуждаешься и воображаешь, будто у тебя что-то этакое происходит на женском фронте, хотя на самом деле там все глухо. Уже гораздо позже понимаешь, что играл с огнем, вот как я в ту ночь с Присциллой, или как потом было бы с Мариной, не установи она сразу четкие границы. Теперь появилась Анджела. Познакомились мы только сегодня утром, но у меня в гостях она уже чувствует себя как дома. А я? А мне было совершенно спокойно. Удивительное дело.

— Какие они у вас прелестные, — услышал я. Глория привела Анджелу в гостиную.

— Вы про кресла или про детей?

— Про детей, конечно.

Джед с жирафом зарылись в глубоком кресле и созерцали по телевизору, как Барт Симпсон выставляет отца обезьяной.

— Джед, как дела? — окликнул я.

— Мммммм.

— Это у тебя образовательная программа?

— Мммммм.

— Будем считать, что ты сказал да. Кстати, это Анджела.

Джед заставил себя приветственно махнуть рукой.

— Привет, Джед. Не отвлекайся, я не хочу мешать.

Я пробормотал было нечто извинительное, но Анджела, кажется, развеселилась. И я обернулся к младшему.

— Ну а у тебя, Билли, как дела?

Билли на коврике развлекал своего моржа и почтенную супружескую пару неизвестного вида грызунов с их потомством. На нем была розовая балетная пачка Глории, губы он вымазал губным карандашиком Барби, веки — зелеными тенями. Изысканный макияж и великолепный наряд переполняли его самого восторгом. Просто юный танцор! Хотя трудно сказать, как изобразил бы его Дега.

— Пап! Я принцесса!

— Да-да, принцесса. И в один прекрасный день даже станешь королевой.

— Это Анджела, — сказала Глория. — Она у нас в гостях. Поздоровайся!

— Привет, Анджела, — поздоровался Билли.

— Привет, принцесса Билли, — ответила Анджела.

Пиццу мы ели прямо руками, а мои цветные картинки разложили на ковре, где над ними потом склонились Глория с Анджелой. Я узнал, что Анджела работает в фонде помощи бездомным, а миссис Роуз вносит туда пожертвования. Я пошутил, что, может, нам тоже ими воспользоваться. Я поведал ей о своей работе ровно столько, чтобы она поняла: она имеет дело с человеком, чьей кисти вскоре будет поклоняться весь мир. Мне хотелось казаться не несчастненьким, а, наоборот, весьма интересным. Анджела слушала. Но даже не пыталась кокетничать. В конце ужина Глория сделала один решительный шаг — после того, как дети проглотили свое мороженое — «Экономичное» мороженое, я разложил его по блюдцам в кухне, чтобы Анджела не видела.

— Хотите посмотреть мою комнату? — спросила нашу гостью дочка.

— Давай, конечно, у меня как раз есть еще чуть-чуть времени.

Барышни ушли, я уложил ребят, спел им колыбельную, и они уснули. Уже почти стемнело, когда я прокрался вниз. Анджела изучала содержимое холодильника.

— Все в порядке? — спросил я. Теперь, наедине с ней, я слегка дрожал.

— Да, она быстро заснула. Это молоко еще можно пить? Ничего, если я сделаю себе чашку чаю, ладно? — Я не успел ответить — Анджела вытащила из холодильника пластиковый контейнер: — А тут что?