Шрифт:
— Всё! — вздохнул он и с отвращением отряхнул мокрые лапки. — Препротивное занятие! И зачем мне это понадобилось!
На следующее утро великолепный портрет висел уже рядом со скворечников и все птицы так громко кричали от восторга, что даже заглушали четырёх птенцов.
— Чудеса! Чудеса! — щебетали птицы. — Кот помогает птицам! А как похож Кика Скворцов!
— Он теперь носит фамилию Сорокин! — поправила мама.
— Пожалуй, правильнее будет называть его Сорокин-Кошкин, — скромно заметила Сорока, — ведь Васька помогал мне, и к тому же он начал новую жизнь!
— Нет, нет! — испугалась мама, — Кошкин — плохая фамилия для птенца!
— Да мне этого и не надо вовсе! — крикнул с террасы Васька. — Захочу, так все будете Кошкины!
— Ах! Ах! — в ужасе закричали птицы и разлетелись.
— Значит, ты не начал новую жизнь? — огорчилась Сорока. — Почему же ты помогал нам?
— Просто так, — ответил Васька, — от скуки.
И это была правда. Коты всегда останутся котами. И помогать птицам они будут только от скуки. А про фотографию на листе тоже правда. Каждый может сделать такую же, если захочет. Ведь она получилась даже у кота!
Красный лоскуток
В музее было тихо, потому что все посетители уже ушли, экскурсоводы тоже, а сторожа так этому обрадовались, что даже чай пили молча.
В одном зале под стеклом витрины лежали Лоскутки древних-предревних тканей, выцветшие, старые и обтрёпанные. Ведь они жили на свете много столетий и никак не могли сохраниться такими, как были. Но в музеях новые вещи бывают редко, на то они и музеи.
Уже совсем стемнело, когда витрина открылась и в неё положили ещё один Лоскут.
— Надпись сделаем завтра! — сказал кто-то. Витрина опять закрылась, звонко простучали по паркету шаги, и эхо повторило их, переходя из залы в залу, всё тише и тише, пока не смолкло совсем.
— Что это за скучное место? — недовольно спросил Новичок.
— Это музей! — строго ответил ему соседний Лоскуток.
— А ты кто такой?
— Со мной нельзя говорить на ты, — надменно сказал сосед, — я — Пурпур.
— А что это значит?
— Великие боги! Ты не знаешь Пурпура?
— Да нет, не слыхал.
— Расскажите ему! — зашуршали все остальные Лоскутки, и Пурпурный Лоскуток важно кивнул обтрёпанным уголком.
— Это было очень давно и очень далеко отсюда, — начал он. — Жаркое солнце палило обнажённые спины рабов, прикованных к палубе галеры.
— А что такое галера?
— Я вижу, тебя ничему не учили. Галера — большая лодка, на которой плавали по морю во времена Римской империи.
— Тю! — свистнул Новичок. Пурпур вздрогнул от негодования, но решил не обращать внимания на невежу и продолжал:
— Рабы мерно взмахивали вёслами, и галера быстро скользила по синим волнам. А если надсмотрщику казалось, что какой-нибудь раб мало старается, в воздухе свистел длинный, тонкий бич и кровавая полоса проступала на мокрой от пота спине. «Якорь!» — крикнул капитан. Загрохотал ворот, и тяжёлый якорь медленно пошёл на дно. Галера остановилась. Худой, голый раб с бронзово-коричневой кожей прыгнул за борт.
— Он тренировался?
— Тренируются только атлеты, а рабы делают то, что им велят. Этому рабу было приказано достать со дна моря улитку, по имени Му-рекс. Он нырял так долго, что кровь хлынула у него из ушей и, упав на палубу, он умер. Но он был всего только рабом, и вместо него сейчас же прыгнул следующий.
— Как! Люди погибали из-за какой-то улитки?
— Никто не считал рабов людьми, — презрительно усмехнулся рассказчик, — а Мурекс — не «какая-то улитка». Капля бесцветной жидкости, которую из него добывали, ценилась на вес золота, потому что под действием солнца и воздуха она превращалась в пурпур — царственный, красный цвет одежды императоров и полководцев.
— Какое варварство! — закричал Новичок.
— Ничего ты не понимаешь, — вздохнул Пурпур, — да оно и понятно. Ведь ты не видел великолепного торжества завоевателя, вступающего на улицы Древнего Рима. Восторженная толпа встречала шествие. В тяжёлых доспехах шли воины, и солнце играло на их блестящих щитах. Сотни повозок везли военные трофеи — слоновую кость, чёрное дерево, дорогие ткани, золото и драгоценные камни. Закованные в цепи, опустив головы, брели за повозками пленники, которым навсегда суждено было стать рабами. А впереди шествия на боевой колеснице, запряжённой четвёркой горячих коней, ехал сам император. Лавровый венок украшал его гордо поднятую голову, и ветер развевал складки пурпурной одежды — тоги.