Нет, наверное, понятий более полярных, чем дао и нацизм. Однако японцы, которые боготворят дао, были союзниками нацистов. Если бы они одержали победу… Дик позволил себе какое-то время поиграть с этой мыслью. Такого рода книги по альтернативной истории уже писали, он читал одну из них, в ней Юг выиграл гражданскую войну в США. Дик спрашивал себя, каким был бы мир пятнадцать лет спустя после победы стран «Оси». Кто стоял бы во главе Рейха? Все еще Гитлер или один из его наместников? Изменилось бы что-нибудь, если бы место фюрера заняли Борман, Гиммлер, Геринг или, скажем, фон Ширах? Изменило ли бы это что-нибудь для него, жителя Пойнт Рэйс в округе Марин? И что именно?

У Дика было странное впечатление, как будто он представлял себе не гипотетическое будущее, а другое прошлое. Чем больше он об этом размышлял, тем явственнее становились это прошлое и явившееся его результатом настоящее; они могли бы существовать, и в определенном смысле они существовали, при помощи мозга писателя. Но они могли при этом существовать в тысяче различных форм; выбор был огромен. Каждое мгновение миллионы событий случаются или нет; каждое мгновение переменные величины превращаются в заданные, гипотезы становятся реальностью, и именно таким образом каждое мгновение мир предстает в измененном виде. И что бы литератор ни написал, на своем скромном уровне он неизбежно выполняет подобную работу. Поскольку случиться может все, писатель сам должен принять решение о том, что данное событие произойдет скорее, нежели другое.

Филип Дик почувствовал, что настал момент обратиться за советом к «Ицзин», и ему выпала гексаграмма 60: Цзе, ограничение.

«Озеро, полное воды: изображение ограничения. Так же и благородный человек порождает число и меру и ищет то, что является добродетелью и правильным поведением».

Комментарий: «Озеро является ограниченным пространством; вода неисчерпаема. Озеро может вместить в себя только определенное количество бесконечной воды. Таково его свойство. Так же и человек обретает свое значение, только лишь установив пределы».

«Удивительно, — подумал Дик, — как Оракул всегда точен. Критики древнего трактата подчеркивают, что „Книга перемен“ дает исключительно благоразумные советы, достаточно общие, чтобы подойти в любой ситуации: терпение, умеренность, постоянство — и, в определенной степени, это правда. Да, обычно я и без Оракула, прекрасно понимаю, что роман требует определенных рамок, но поскольку он мне это сказал именно сейчас и поскольку я точно обозначил для себя проблему, я внезапно лучше понял необходимость этих рамок. И теперь вижу, что первым делом следует прочертить границы».

Итак, решил Дик, после сокрушительной победы в 1947 году стран «Оси», их руководители поделили мир. Европа, Африка и восток Америки вплоть до Скалистых гор отошли Рейху. Канцлер Борман, активно продолжая там политику своего предшественника, превратил ощутимый процент населения этих территорий в куски мыла, а Африканский континент в… неизвестно во что, и лучше об этом не думать. На Азию, Тихоокеанское побережье и запад Америки Япония надела более человечное ярмо. Никаких концентрационных лагерей, меньше полицейского террора. Американцы в совершенстве усвоили социальный кодекс завоевателей; как и японцы, они ничего теперь так не боялись, как нарушить этикет и потерять лицо. Они не принимали ни одного решения, предварительно не посоветовавшись с «Ицзин». Теперь калифорнийцы ежеминутно бросают монеты и, зачарованные, наблюдают за образованием гексаграмм, которые, хотя и создаются произвольно, уходят своими корнями в основу мироздания. Чередование сплошных и прерывистых черточек дает каждому ключ, помогающий понять истинное положение дел, ключ уникальный и вместе с тем универсальный, ведь предназначенное конкретному человеку место находится в соотношении с местом каждого живущего или жившего на планете в гармонии со всем миром.

Прежде чем художественно изобразить эту взаимозависимость, Филип Дик решил увеличить число главных действующих лиц, а также разнообразить точки зрения. Вначале это были просто имена: Фрэнк и Джулиана Фринк, Нобусуке Тагоми, Роберт Чилдэн, супруги Сакура… Но стоило спросить про них у «Ицзин», и призраки ожили. При том что эти персонажи вовсе не обязательно были знакомы друг с другом, между ними возникали связи. Например, господин Тагоми, высокопоставленный японский чиновник в Калифорнии, искал ценный подарок для гостя из Рейха. С этой целью он обратился к Роберту Чилдэну, коренному американцу, владельцу антикварного магазинчика: довоенные комиксы, изображения Микки Мауса, пластинки Глена Миллера, кольт времен Гражданской войны, — все те безделушки, от которых была без ума элита победителей и подлинность которых Чилдэн гарантировал. И напрасно: по большей части это были подделки, поставляемые подпольной мастерской, где работал Фрэнк Фринк. Уволенный в результате скандала, он решил попытать счастья в ювелирном магазине. Он был женат на некой Джулиане, которая в самом начале рассказа подавала посетителям гамбургеры в кафетерии в Колорадо. Дик еще не знал точно, что с ней дальше делать, но не волновался об этом. Джулиана нашла средство проложить себе дорогу с периферии в самое сердце книги, и Дик был уверен, что она станет идеальной героиней, а в ожидании этого ему достаточно было просто заставить ее шевелиться, ходить по улицам, принимать душ. «Ожидание на лугу, утверждала гексаграмма 5: вам выгодно, чтобы это состояние продлилось подольше. Никакого осуждения». Без лишнего жеманства писатель признавался самому себе, что он придумал Джулиану для того, чтобы в нее влюбиться.

Дик лихорадочно работал по девять-десять часов в день. Ему казалось, что книга уже где-то существует, и его работа заключается лишь в том, чтобы, следуя указаниям Оракула, вывести ее на свет божий. Когда кто-нибудь из персонажей получал гексаграмму, побуждающую к выбору, противоположному тем неясным планам, которые он построил сам, писатель боролся с искушением отложить все до тех пор, пока вердикт не станет более подходящим. Но он не вмешивался в сюжет, лишь следовал за ходом событий, и история развивалась сама по себе. Вечером ему было все труднее и труднее от нее оторваться. Дик мысленно следовал по грунтовой дороге, которая вела от его хибары меж изгородей к большому белому дому. Изнутри доносились голоса, музыка, звон столовых приборов. Он долго вытирал перед дверью ноги, обутые в грязные армейские ботинки. Снова встречал с некоторым недоверием эту женщину, которой он обещал посвятить свою первую серьезную книгу, но которая не находила в ней своего места, как будто была для романа не достаточно реальным персонажем. Джулиана была брюнеткой, с волосами цвета воронова крыла. Угораздило же его жениться на блондинке, да еще такой яркой! Анна постоянно бранилась и ругалась. Говорят, русские паломники повторяют без конца имя Иисуса, желая сделать его частью своего дыхания. То же самое можно было сказать про Анну, с той лишь разницей, что у нее это были слова «дерьмо» и «черт»; у Дика складывалось впечатление, что из ее рта выскакивают мерзкие жабы. Он присмирел, покорно помогал накрывать на стол, играл со старшими девочками и с малышкой. Потом шел в ванну, чтобы принять различные пилюли, необходимые для поддержания душевного равновесия. Иногда поздно ночью, когда он был уверен, что там никого нет, Дик отправлялся в магазинчик бижутерии. В одиночестве садился перед станком в мастерской. Его пальцы медленно перебирали щетки, пинцеты, ножницы по металлу, машинки для полировки, — все эти миниатюрные и точные инструменты, которыми он так бы хотел уметь пользоваться. Но Дик не испытывал грусти — в этом отношении он все-таки реализовал себя: ведь в книге Фрэнк Фринк также открыл свою мастерскую. Только он производил не прелестные безделушки, вроде тех, что Фил видел сейчас перед собой. Предметы, выходившие из печи Фрэнка, лишенные исторической и даже эстетической ценности, обладали другими, более значительными свойствами, которые никто не стремился придать им сознательно. Эти вещи пребывали в равновесии, в покое, в согласии с дао; достаточно было посмотреть на них, чтобы войти в контакт с реальным миром, который покоился над внешним. В мастерской Анны не имелось похожих предметов, но в книге Дика они были, и в определенном смысле, возможно, одним из таких предметов является и сам роман: творение весьма второстепенное, с точки зрения литературных достоинств, но таинственным образом дающее доступ к истине. И все чаще Филипу Дику казалось: в этом мире, в мире Анны, что-то не так. Книга станет своего рода дырой, прорехой в этом раскрашенном полотне, лазейкой через которую те, кто сумеют ее прочесть, попадут на другую сторону. Но мало кто сумеет это сделать. И уж конечно не Анна.

В результате очередного сложного и естественного круговорота, из которых складывался сюжет нового романа, одно из украшений Фрэнка Фринка оказалось в руках господина Тагоми, высокопоставленного японского чиновника (поиски подарка косвенным образом способствовали увольнению ремесленника и перемене профессии, но при этом оба героя об этом не знали и никогда не встречались). Господин Тагоми также имел повод для беспокойства. Для того чтобы спасти одну жизнь, ему пришлось принести в жертву две, очень неприятная ситуация для буддиста. Обессиленный, он сидел на скамейке в общественном саду в Сан-Франциско, маленький хрупкий человек в черном костюме. Машинально вынув украшение из кармана, он начал его ощупывать, затем разглядывать. Серебряный треугольник ловил солнечные лучи.