И с этими словами Мэри улетела на Альфанскую луну, заселенную сумасшедшими, в рамках экспедиции, которая нуждалась в услугах психолога. Дик полагал, что его отношения с Анной были бы такими же, вплоть до мельчайших деталей. И, даже превратив мужа в моллюска, она никогда его не отпустит. Как и Чак, он испытывал страшную потребность в симпатии и сострадании, но не знал никого, кто мог бы ему это дать. Как он был одинок! Заманив его под свою крышу, Анна образовала вокруг него пустоту. Все их друзья были ее друзьями. Все их животные были ее животными. Даже их психиатр был ее психиатром. Если бы Филип мог завести любовницу… Он хотел позвонить Клео, услышать ее голос, ее звонкий искренний смех, который к концу их семейной жизни начал его раздражать, но по которому он теперь тосковал, поговорить с ней. Просто сказать, в какой ад он попал с тех пор, как они расстались. Но Фил не осмеливался. Клео снова вышла замуж, опять за продавца из «Университетской музыки». Должно быть, она сердится на него. Возможно, Клео узнала, что Фил продал их дом, не сказав ей ни слова и забрав все до единого цента себе. Но ведь он не виноват, это Анна толкнула его на такой шаг, она говорила, что они вернут долг, как только поправится их финансовое положение, но Фил прекрасно знал, что они никогда этого не сделают. Он трусливо уступил, трусливо и мерзко. Как всегда, когда Дик чувствовал себя виноватым, он расслаблялся и начинал себя жалеть.

Но ему расслабляться сейчас никак нельзя. Нужно было продолжать печатать, будь что будет, уставившись в календарь. Дик предполагал, что эта новая книга, которую он едва начал, будет закончена через три недели. И срочно требовалось найти способ связать между собой эти две кое-как выведенные сюжетные линии: одну, посвященную войне Чака и Мэри, и другую — о войне между кланами на Альфанской луне.

Руководство ЦРУ приказало Чаку оживить одного из симулакров, входившего в состав экспедиции, в которой также участвовала и Мэри. Она наивно полагала, что у нее будет симпатичный мужественный спутник, тогда как на самом деле речь шла о машине, которой управлял ее муж. Чак вскоре понял, как можно воспользоваться этим сомнительным положением. Ревнивец попытался бы соблазнить свою собственную жену и потом ужасно мучился бы, занимаясь с ней любовью в чужом обличье, но Чак не был ревнивцем, он был мужем ненавистной жены, опрометчиво роющей себе яму, и ему представилась возможность ее убить. Он скажет, что робот вышел из-под контроля; его, безусловно, будут подозревать, но ничего доказать не смогут.

Однажды появившись, эта мысль больше уже не покидала его. Чак только об этом и думал, и Фил тоже. Приблизительно около десяти дней домашние видели Дика в прекрасном настроении, что было необычно для него в момент написания книги, когда он постоянно поглощал пилюли и почти не спал. «Ты решил изобразить идеального мужа, да?» — спросила его Анна. На самом деле Фил играл другую роль: робота, задуманного по его образу и подобию, который должен убить Анну. В то же время он изображал программиста, который, запуская программу «Идеальный муж», искал подходящий случай, чтобы при помощи робота нанести удар. Это придавало остроту даже самым скучным занятиям, и Фил с воодушевлением вытирал посуду, которую мыла Анна. Он смотрел, как жена двигается, слушал, как она болтает, произносит свои любимые «дерьмо» и «черт», и радовался тому, что знает то, чего не знает она: что в какой-то момент он, возможно, ее задушит.

Спустя две недели они с Чаком, изможденные, закончили военный поход плечом к плечу. Они превратили планету сумасшедших в груду трупов, при этом так и не коснувшись, с помощью робота или без него, той единственной цели, которая имела для них значение. И теперь, укрывшись в глубине траншеи, оба обдумывали свое поражение, пытаясь отыскать в нем смысл. «Может быть, когда-нибудь, — сказал Чак, — когда все это уже не будет иметь значения, я смогу оглянуться назад и увидеть, что я должен был сделать, чтобы избежать всего этого кошмара: Мэри и я, валяющиеся в грязи, пытающиеся убить друг друга в этом мрачном месте, на чужой планете, где мы проведем остаток нашей жизни».

Мэри и Чак в самом деле остались оба на Альфанской луне среди психически больных. Следовательно, оба должны были пройти тест, чтобы узнать, к какой клинической группе они относятся. Это событие вывело Дика из отупения, в которое его погрузили резня, описанная в предыдущей главе, сумбур, царивший в романе (сюжет, увы, повсюду трещал по швам), а также ощущение собственной бездарности и горечь от своего собственного неудачного брака. Писатель доверил самой Мэри как психологу провести эти тесты, а за Чаком оставил право объявить результаты. Ко всеобщему удивлению, Мэри, которая искренне полагала, что она одна тут нормальная, и которую ее муж считал маном, оказалась депом, совершенно депрессивной особой, обреченной гнить в Коттон-Маэтр. Что же касается склонного к меланхолии Чака, которого жена обвиняла в гебефренических наклонностях, не стоит и говорить, что он не страдал ни от какой патологии. Чак был абсолютно нормальным. Единственный в своем роде, он вскоре основал клан норм, со столицей Джефферсонбург, и выразил желание содействовать выздоровлению остальных. Так что теперь жена смотрела на него с уважением и признательностью. Конец.

Трудно представить более подходящую иллюстрацию того, что по-английски называется wishful thinking (принятие желаемого за действительное), нежели эта триумфальная концовка. Но самым странным во всем этом было то, что к мнению Дика и впрямь присоединился психиатр, причем в реальности, а не только в его романах.

В течение двух лет Фил и Анна по очереди ездили в Сан-Рафаэль, северное предместье Сан-Франциско, на консультацию к некоему доктору Флайбу, который играл в их спорах роль третейского судьи. Супруги стремились не столько понять друг друга, сколько убедить его каждый в своей правоте. Анна, более давняя пациентка доктора Флайба, рассчитывала как на преимущество старинного знакомства, так и на очевидную, как ей казалось, обоснованность своих жалоб. Ее муж отказывался брать на себя ответственность, вел себя по-мальчишески упрямо, не имел никакого чувства реальности. У Дика было множество комплексов: эдипов («Доктор, вы бы видели его мать!»), неполноценности, вины, и комплексы эти делали жизнь с ним просто невыносимой, а возможно, даже опасной. Со своей стороны Фил также не скупился. Он обвинял Анну не только в том, что в глубине души она скрывала за милой и добропорядочной внешностью агрессивную натуру, но и в том, что она была способна перейти к действиям и даже уже перешла. Дик был убежден, что она, бог знает как, убила своего первого мужа и что теперь приближается и его черед. Она упрятала в больницу беднягу Рубенстайна и то же самое сделает и с ним. И это еще в лучшем случае. Скорее всего, Анна не будет обременять себя такими сложностями и убьет мужа своими руками. Однажды, пятясь назад на машине по аллее, она пыталась его задавить. Другой раз она угрожала ему ножом. Когда врач говорил Филипу, что он отличается повышенной нервозностью и подозрительностью, пациент печально смеялся. Конечно, появятся тут нервозность и подозрительность, если твоя жизнь в опасности! Возможно, он действительно параноик, но ведь и параноиков тоже, случается, убивают. В один далеко не прекрасный день его найдут мертвым, погибшим в результате утечки газа или утонувшим в ванной; следствие придет к выводу, что это был несчастный случай; но доктор Флайб тогда припомнит эти его слова, пожалеет, что ничего не предпринял в свое время.

— Не слушайте его! — кричала Анна, когда взволнованный доктор Флайб пересказал ей то, что осторожно назвал «намеками». — Этот человек — демон! Он способен заставить любого поверить невесть во что!

У нее появилась возможность убедиться в справедливости своих слов, когда однажды осенним вечером 1963 года к ним домой, в самом разгаре семейного ужина, заявился шериф, тот самый, у которого они снимали домик. В руках он держал предписание о помещении миссис Дик на три дня в психиатрическую лечебницу для обследования. Приступ истерики, охвативший Анну в тот момент, когда она увидела в самом низу официального документа подпись своего психиатра, окончательно убедил шерифа в том, что его несчастный квартирант и правда, как он постоянно жаловался, женился на буйной сумасшедшей.

Последовала весьма тяжелая сцена. Анну пришлось уводить силой. Девочки плакали. Фил заботился о них с печальной серьезностью ответственного родителя, который продолжает готовить обед, несмотря на то что небо только что обрушилось ему на голову.

Три дня обследований вылились в две недели. Фил с девочками каждое утро к открытию отправлялись в больницу. Шок от принудительной госпитализации был ослаблен большими дозами транквилизаторов, так что Анна принимала посетителей спокойно, как если бы они навещали ее после операции по удалению аппендикса. На ней был розовый халат, пуговицы которого она тупо и непрерывно теребила. Ее движения были замедленными, а взгляд — пустым.