— Это не телефонный разговор, — ответил я и повесил трубку. Больше Биньямин мне не перезванивал.

— Так ты будешь публиковать статью? — спросила вдруг Алина, снимая сковородку с огня. Вот ведь, действительно, ведьма...

— А ты сама как думаешь?

— Я не думаю, я знаю, — сказала она, продолжая стоять ко мне спиной. — Сейчас сварится кофе, и я тебе все объясню...

Я ждал.

— Ты хочешь жить со мной? — спросила, наконец, Алина.

— Да.

— Тогда никакой статьи ты печатать не будешь.

КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

Илья с удовольствием потянул носом воздух. Это был тот единственный запах, который не смогли вытравить ни время, ни переезды. Запах, незаметно тянущийся из московского детства; так незаметно, что про него можно было надолго забыть, не считаться с ним и научиться без него жить. Но каждый год, в последние его дни, чуть более старый, чуть более богатый, чуть более усталый, но всегда спешащий, Илья останавливался внезапно, как будто его кто-то окликнул, оглядывался вокруг и, чуть раздув ноздри, понимал: запах опять нашел его. Илья еще раз вдохнул в себя аромат свежей хвои, завел мотор своего "порше" и, сделав десяток витков вниз по спирали многоэтажного паркинга, встроился в плотный поток машин, движущихся по предновогоднему Манхеттену.

Скоро исполнится ровно пять лет с тех пор, как он живет в Нью-Йорке. Они с Алиной переехали сюда третьего января девяносто шестого года. Плана у них не было никакого. Им было только ясно, что в Израиле они больше оставаться не могут. За два дня до истечения срока действия туристской визы, выданной на месяц, произошло самое большое чудо в жизни Ильи Соболя, и он был принят на работу в бюро переводов "STAN Interpeters", решившее проблему вида на жительство нового сотрудника. Впрочем, в недавно учрежденной компании "STAN Interpeters" все сотрудники были новыми. Илья предпочитал с ними не контактировать, и только ровно в 13:00 каждого дня встречался за обедом с хозяином фирмы, с которым его связывали давние и сложные отношения.

Для получения легального статуса Алине пришлось выйти за Илью замуж, хотя ей, свободной художнице, институт брака был противен. Они прожили вместе несколько месяцев, а потом Алина нашла себе кого-то итальянца и уехала с ним в Рим. Писала редко. В полученной Ильей вчера новогодней открытке Алина сообщала, что заняла второе место на римском бьеннале по фотоискусству.

Гарик оставил газету "Вестник" и переехал в Прагу, приняв предложение возглавить отдел новостей на радиостанции "Свобода". Место главного редактора занял Леонид Комар. Говорят, он бросил пить, но стал жестче и держит всю редакцию в ежовых рукавицах.

В газете израильских иммигрантов "Исраэль шелану" Илья прочитал, что некто Биньямин Арбель, пенсионер "Мосада", возглавил список "Бе-нифрад", которому прочат четыре мандата на выборах в кнессет двухтысячного года.

Ашер Джибли был похоронен со всеми воинскими почестями на горе Герцля.

Статья Матвея так никогда и не была напечатана. И никто из служащих гостиницы "Хайат" не усомнился в том, что высокого бородатого старика, приехавшего из Майами, штат Флорида, на торжества по поводу открытия палестинского парламента в Восточном Иерусалиме, действительно зовут Джо Н. Райнер-старший. Для гостиничной прислуги он остался всего лишь еще одним постояльцем в бесконечном потоке американских пенсионеров, из года в год оглашающих просторный вестибюль "Хайата" картавым идишистским диалектом английского языка. Чаевых от этой публики не дождешься.

* * *

Он проехал мимо кафе "Данте", в котором часто бывал Бродский. Илья еще застал его здесь в январе 1996-го, за две недели до смерти. Бродского теперь проходят в школе, и его стихи потихоньку растаскиваются на bon mots. В этом сезоне особенно в моде строчка из стихотворения "Fin de siecle": "Век скоро кончится, но раньше кончусь я". Загадывать может каждый, но кому дано знать, как распорядится судьба... Пять лет назад в этот же день Илья и сам не знал, доживет ли до Нового Года...

И, врубив кассету Леонарда Коэна, он погрузился в воспоминания.

Иерусалим

29 января 1996 года