Как и некоторым Дурным болотам. Но по их обитателям некому плакать.

Хотя я не знаю, плачут ли в других планах по выпущенным сюда водяным импам или борейнам, когда их настигает пуля или картечь. Или еще когда их только сюда выпускают, то начинают рыдать? К Саше бы не прилипло прозвище «Хромая Тьма».

А я остался жить. Яд этой гадюки — штука очень прихотливая. Когда гадюка кусает тебя — нога немеет и не болит два дня или даже чуть больше. Затем анестезия проходит и сменяется повышенной чувствительностью — любое прикосновение ощущается как ожог. Да и потом можно не страдать несколько месяцев, а однажды ночью проснуться от выкручивающих ногу болей и хватать воздух ртом. Оттого, что нечем дышать от боли. Иногда нога просто не хочет идти или подламывается.

Но хуже всего, когда жена спит рядом, а ты разрываешься этой болью, но не можешь закричать, чтоб не напугать ее до смерти. И грызешь свою руку, чтоб сдержать вопль боли, а потом, когда попустит, думаешь, как объяснить ей, отчего у меня к утру буквально изгрызено предплечье левой руки…

Во время таких болей готов и убить. Если бы это принесло облегчение. Я убил многих. На их счастье, не во время этих приступов.

Это плата. За все — за Дар, за то, что пожелал, за то, что смог сделать. И я не могу назвать ее чрезмерной. Вы спрашивает, пошел ли бы я сейчас на то же самое? Нет, не пошел бы. Только из-за того, что теперешний я знает, как справиться с ситуацией без принесения себя в жертву. Саша этого не знал. Поэтому сделал все правильно.

Пока мы ехали, все было ничего. Лежишь, нога не болит, только немеет. И если рытвина не попадется, тряхнув как следует, то и ладно. Но на рытвинах трясет всех, укушенный ты или не укушенный. Лео устроился рядом со мной и все время то принюхивался к ноге, то лизал ее языком, но ничего не говорил. Я принял его молчание за то, что положение неприятное, но не угрожающее. Периодически поглаживал его, периодически глядел в небеса или на то, что пролетало мимо. Было даже такое ощущение, что я не в дальнем и опасном походе, а где-то на пикнике или пляже. Что удивляться — это отравление. А при любом отравлении голова хоть чуть-чуть, но страдает. Иногда, конечно, и не чуть-чуть, но со змеями я пока дела не имел, потому и не знаю, сильно ли страдает голова от змеиного яда. А вот, когда мы приехали в замок, и пришла пора вставать и идти, то эйфории у меня поубавилось. Болеть-то по-прежнему не болело, но ногу раздуло прямо чудовищно. Пришлось даже чуть подпороть швы брюк и ботинок. Алексей не выдержал и спросил, осознаю ли я, что делаю. Ну, эту мысль он высказал несколько грубее, но точнее. И не пора ли мне делать что-нибудь вроде противозмеиной сыворотки, магического вмешательства или чего-то еще. Ведь так ноги же можно лишиться!

Я ответил, что антидот у меня есть и я понимаю, что дело не здорово хорошее, но действовать надо именно так, а не иначе. Поэтому пусть мне дадут тот самый костыль, и я похромаю, куда надо.

И похромал. Больно по-прежнему не было, но нога онемела и резко ослабла. Состояние наиболее было похоже на то, как если отсидишь ногу и с отсиженной же ногою надо куда-то спешить. Разница была в том, что при отсиживании ноги ощущения постепенно проходят, и все нормализуется. А здесь никакого прогресса.

Тяжелее всего пришлось при пролезании в отверстие в стене и при спуске в тоннель. Последнее я бы сам не сделал — мне помогали. Но это был еще не конец, лестница-то никуда не делась тоже…

А вот по ней меня почти что тащили — нога упорно отказывалась давать опору. Правда, когда я ходил по ровному месту, так тяжело не было. Хромал, опирался на рябинку, но все же шел. Будь там нормальные перила снизу доверху — я бы по ним съехал, но они на каждом повороте прерывались.

Но вот мы и в комнате с артефактом. А здесь я попросил всех устроить мне место, где я мог полежать и отойти подальше. Кто знает, чем нас порадует этот полузатухший артефакт. Но ни в коем случае не трогать руками книжки на полке! Каждая из них может нести в переплете смертельное заклинание! Это, конечно, вряд ли, но совсем исключить нельзя. А еще более вероятно вшитое в переплет управляющее заклинание.

Народ удалился, остался один Лео, который с тревогою смотрел на меня и особенно внимательно на ногу. Не бойся, мой верный товарищ, ведь маг Ремайн, пройдя такое же испытание, стал понимать то, чего понимать раньше не мог. И делать тоже недоступное ему раньше. Вот сейчас и увидим, что сделает яд этих тупых змей с моей головой, и способна ли тупая гадюка сделать кого-то умнее.

Как выяснилось, да. Мало-помалу я начинал вникать в чехарду линий Силы и осознавать, откуда они взялись и что происходит из-за их взаимодействия.

А еще позже пришло понимание, что всю эту сеть переплетений, напоминающую северное сияние, можно свернуть в трубочку и направить на самозамыкание, что ли, когда отдельные детали заклинания будут гасить друг друга. И то, что для этого особенно много не надо. Стоит знать нужное место и приложить к нему относительно небольшую Силу, как сеть заклинания начнет гасить саму себя,

А вот теперь остается ждать, пока это гашение закончится, потому что активничать с заклинанием такого авторства и такой сложности не стоит. Думаю, что на это понадобиться часа два. И я, и остальные ждали.

Нога больше не отекала, но по виду больше напоминала багровое бревно. При прикосновении ничего не чувствовалось ниже укуса и аж до самой пятки, но пальцами ноги я мог шевелить. Пальцы прикосновение тоже чувствовали. Так что нога как бы и была, но вот моя ли это нога? Подобного рода мысли несколько раз меня посещали. Лео то и дело кружил вокруг «пузыря» и заинтересованно следил за процессами в нем. Но как он сообщил, сворачивание заклинания шло, но вот по воду состояния отца пока сказать ничего было нельзя. Значит, мы продолжаем ждать.