— Значит, сам спасайся, а тебя бросай? Нет уж, так не могу…

Если бы не этот разговор, никто и не узнал бы, что случилось у Хоролько в бою. Он бы исправил пулемет и продолжал спокойно летать.

Прибыв в Александровен, Хоролько долго любовался «ньюпором», потом тщательно его осмотрел, завел и опробовал мотор. Оставалось проверить машину в воздухе, дозаправиться и лететь в отряд. Хоролько попросил моториста заранее подвезти бензин, чтобы потом не ждать. В кабину он сел веселый, взлетел. Этот полет стал для него последним. В воздухе у «Ньюпора-17» отвалилось правое крыло. Хоролько погиб.

Да, нашим летчикам приходилось летать буквально на «гробах». А боевой работы все прибавлялось: в небе Таврии и над Крымом появилось неожиданно много белогвардейских самолетов.

Позднее бывший летчик 3-го истребительного отряда полковник Александр Константинович Петренко так вспоминал об этом периоде: «Летали много и рискованно; врангелевские летчики оказались крепкими соперниками… Впервые за всю гражданскую войну нам приходилось чуть ли не ежедневно вступать в воздушные бои…»

Незадолго до нашего прибытия в Сокологорное Врангель начал активные боевые действия. Главным своим козырем он считал внезапность нападения.

В ночь на 14 апреля от крымского берега отчалили два парохода и три баржи. По Азовскому морю они прошли, не зажигая огней. Перед рассветом батальоны ударного Алексеевского полка начали высадку на пустынном мелководье, напротив деревень Кирилловна и Горелое. Десант имел задачу неожиданным ударом перерезать единственную железную дорогу, соединяющую тыл нашей 13-й армии с ее частями на фронте. Основные силы белые собирались бросить в наступление на перешейках.

Вылетевший утром на разведку комсомолец Юлиан Крекис обнаружил вражеский десант. Как только летчик вернулся, командир отряда Межерауп передал телеграфом донесение начальнику авиации Коровину. А тот немедленно доложил обо всем командующему 13-й армией И. П. Уборевичу. Сообщил он и предположительное мнение Крекиса о том, что передовые подразделения противника движутся на север, в направлении станции Акимовка, и, видимо, имеют цель перерезать здесь железнодорожную магистраль.

Вскоре в Сокологорное прилетел Коровин. Собрал все исправные машины — семь «ньюпоров» и один «сопвич» — и бросил их против десанта. Несколько раз наши летчики вылетали на бомбометание. Они затопили баржу с боеприпасами, вынудили белых прекратить высадку и отвести корабли далеко в море, задержали продвижение врангелевцев к железной дороге. Врангелевская авиация попыталась помочь своему десанту. Но ее летчики не выдерживали яростных атак наших «ньюпоров» и удирали.

Расчет черного барона на внезапность провалился. Пока красные летчики висели над его десантом, наше командование успело подтянуть к Акимовке и Кирилловне части Мелитопольского гарнизона и 46-й стрелковой дивизии. Основательно побитый ударный Алексеевский полк белых едва не попал в окружение. Остатки его были сняты с берега пароходами.

Через несколько дней Врангель попытался высадить на Черноморском побережье дивизию дроздовцев. Но и в этот раз десант был своевременно обнаружен. Заметив в море шесть судов, идущих к порту Хорлы, летчик Александр Петренко немедленно развернул самолет на обратный курс. Чтобы не терять времени, он сел не в Сокологорном, а в Чаплинке, где находился штаб войск перекопского направления. Своевременно предупрежденные летчиком, наши наземные войска достойно встретили белых. Врагу не помог даже артиллерийский огонь английских боевых кораблей. Дроздовская дивизия не сумела удержать Хорлы и с большими потерями отошла за перекопские укрепления.

О втором десанте упоминает У. Черчилль в своей книге «Мировой кризис». Признав, что обстрел нашего побережья английскими военными кораблями действительно имел место, он цинично заявил, что это была всего-навсего «некоторая моральная помощь в виде нескольких пулеметных выстрелов…».

Нет, господин Черчилль тогда не только морально поддерживал наших врагов. Другое дело, что и такая самая «горячая» помощь не спасла врангелевский десант от разгрома.

В невероятно трудной фронтовой обстановке все красные летчики вели себя исключительно самоотверженно. Они стойко переносили любые невзгоды, не задумываясь отдавали свои жизни ради победы революции.

Летчик 13-го отряда Сумпур, переболев сыпным тифом, вернулся из госпиталя еле живой. Он так исхудал, что друзья не сразу узнали его: кожа да кости. Чтобы не шататься от слабости, летчик ходил с палочкой.

Но, появившись на аэродроме, он первым долгом спросил:

— Где мой «сопвич»?

— Никому не отдали, не волнуйся, — успокоил его Межерауп. — И аппарат ждет не дождется тебя, и твой моторист Братушка…

— Вот и хорошо, — обрадовался летчик. — Спасибо, Петр Христофорович… А то я, когда лежал в госпитале, все боялся…

Стоявшие рядом летчики рассмеялись. Иван Воедило укоризненно заметил:

— Ох и жадный ты до полетов, Сумпур: даже на тот свет хотел лететь только на своем «сопвиче»…

— Вот что, товарищ наш дорогой, — уже серьезно сказал Петр Межерауп. — Перед тобой я, как командир, ставлю сейчас особые задачи. — И он начал загибать пальцы: — Первое, в завтрак, обед и ужин съедать по две порции. Повара предупрежу. Второе, спать по пятнадцать часов в сутки, пока бока не заболят. Третье, на аэродром приходить только для того, чтобы погреться на весеннем солнышке. И четвертое, — строго заключил Межерауп, — через полмесяца доложить о состоянии здоровья. Твоя главная боевая задача — быстрее войти в строй. Понял, дружище?