– Аносов? Не припомню, чтобы слышал о нём раньше.

– Аносовы живут на севере столицы, в небольшом огороженном особняке. Девять дней назад, двадцать пятого июня, неизвестный застрелил сына подполковника в их усадьбе.

Густые чёрные брови графа вопрошающе приподнялись вверх, требуя продолжения. Следователь Матюшкин спешно допил чай и, отказавшись от баранки, предложенной заботливой старушкой, продолжил рассказ.

– Его звали Ярослав Владимирович. Двадцати трёх лет. Близкие говорят, раньше он слишком увлекался карточной игрой.

– Ну, пёс с его игрой. Для начала расскажите, произошло убийство.

– В начале одиннадцатого ночи в дом вошёл неизвестный. Слуга видел его и был предупреждён о визите.

– Слишком поздно для гостей.

– Убитый сам часто возвращался домой ночью. И, бывало, к нему приходили в подобное время.

– Значит этот, как вы сказали? Ярослав… Владимирович ждал гостя?

– Да. Они прошли в библиотеку. Прошло совсем немного времени – около десяти-пятнадцати минут, как раздался выстрел. Его слышали слуга, впустивший гостя, и садовник. Они даже попытались остановить негодяя, но убийце удалось сбежать. Мы уже опросили всех знакомых покойного, но это нисколько не продвинуло следствие. Сначала я решил, что причиной всему мог стать карточный долг. Раньше Ярослав Владимирович был заядлым картёжником, но потом прекратил играть и в клубе «Фортуна», где он часто бывал, не появлялся почти месяц. Это только подтверждало мои мысли, но члены клуба говорят, у него не осталось крупных долгов. Я в замешательстве, а начальник полиции требует скорейшего результата. Подполковник Аносов приходится его жене двоюродным братом.

– Скучное дело, – сконфузился граф Соколовский и жестом приказал Марфе убирать со стола. – Копайтесь в его окружении, рано или поздно что-то выяснится. Беспричинно ещё ни в одного человека не стреляли. Найдёшь причину – найдёшь убийцу.

– Близкие говорят – это дело рук социалистов, – зная слабые места графа, добавил Матюшкин.

– О! На них всех собак скоро навешают. Ты чего рот раскрыла? – граф гневно посмотрел на застывшую экономку.

– Помоги ты Борису Михалычу, – потрясла толстой шеей старая няня. – Ведь сидишь здесь, словно в кощеевом царстве.

– Уноси поднос, – не терпящим возражений тоном приказал граф. – В вашей бричке найдётся для меня место?

– Конечно, Александр Константинович! Поедемте сейчас? – радостно ударил по дубовой крышке стола Матюшкин, мысленно поблагодарив экономку за поддержку.

– Постойте, Борис Михайлович,– граф успокаивающе вскинул правую руку. – Вы сказали, сына подполковника Аносова застрелили девять дней назад, так? И как мы будем выглядеть в глазах его близких? Ведь сегодня девятины. Не будем доставлять родителям покойного ещё большего горя и не станем донимать их расспросами в день поминовения. Поедем завтра. Приезжайте ко мне, скажем, в два часа пополудни.

– Действительно. Вы правы, Александр Константинович. Значит, в два часа дня моя бричка будет у ваших ворот.

Поседевший, но не потерявший восхитительной осанки, граф поднялся из-за стола и неспешно проводил дорогого гостя до дверей. Они любезно попрощались, и Соколовский некоторое время глядел вслед удаляющейся бричке. За нею протянулся длинный шлейф пыли. Граф с нетерпением потёр сухие ладони и скрылся в глубине своего жилища. В душе он и сам радовался представившемуся случаю освежить мысли.

Глава вторая

Выстрел

– Александр Константинович, граф Соколовский, и Борис Михайлович Матюшкин, судебный следователь.

Прихрамывающий слуга с неподдельным почтением оглядел графа, всем своим видом олицетворявшего истинного петербургского дворянина. Из-под чёрного старомодного сюртука торчал стоячий накрахмаленный воротник. Он был настолько высок, что подпирал щёки, аккуратно проходя меж треугольной тёмно-русой бородой. Длинные пальцы графа поправили соскользнувшую прядь волос, тщательно зачёсанных назад. Крупный орлиный нос хищно уставился на слугу. Губы прикрывали пышные ухоженные усы и острая идеальная бородка, придававшие своему обладателю важности и даже какой-то суровости. Следователь Матюшкин с глубоким почтением и восхищением глядел на своего франтоватого спутника, хоть и отставшего от модных веяний двадцатого века. Нынешний облик Александра Константиновича, его манеры, жесты позволяли записать графа в число самых манерных и интеллигентных дворян Петербурга. Но судебный следователь знал Соколовского слишком хорошо. Одна-единственная мелочь, небрежное слово, малейшее проявление высокомерия или лицемерия могли испортить ему настроение. И тогда эта позолота благонравия и степенности осыплется в прах, освобождая неукротимую натуру графа.

Слуга Аносовых не мог не обратить внимания на необычную трость графа. Её украшали множественные горизонтальные и вертикальные чёрточки, словно вдоль неё проходила миниатюрная железная дорога. Лакированную поверхность украшали множественные мелкие кнопочки. Судя по походке графа, трость была довольна увесистой, хотя со стороны могло показаться иначе. Серебряная ручка представляла собой голову охотничьей собаки, вынюхивающей добычу, с поднятыми ушами. Матюшкин уже не раз видел эту трость прежде. Эта была одна из тех нескольких графских «тростей с секретиком».

– Обождите, сейчас я доложу о Вас.

Слуга, немного прихрамывая, покинул переднюю и отправился к хозяину дома. Борис Михайлович провёл платочком к вспотевшему лбу и повернулся к окну, откуда открывался вид на маленький дворик. Засаженную деревьями усадьбу Аносовых окружала толстая металлическая ограда, нагревшаяся от палящего солнца.

Передняя, в которой ожидали приглашения двое наших знакомых, отличалась добротностью и скромностью. На каминной полке тихо стучали толстые часы, а стрелка двигалась с глухим звуком, похожим на отдышку. Взгляд графа упал на большую картину, висевшую напротив камина. На коне восседал бравый генерал, строго взиравший на всякого, кто входил в этот дом.