Шрифт:
— Фу, кажется, тут царит вседозволенность, — проворчал Итан. — А это ведет к тому, что все может пойти не так.
Генри не стал отвечать. Просто не мог. Миновав последнюю ступеньку, они остановились на пороге огромного зала: круглые столики со свечами, длинная барная стойка, уставленная бутылками и бокалами, хлопотливые официантки и официанты с уставленными едой и напитками подносами.
В дальнем конце помещения высилась сцена — красные бархатные кулисы и жемчужно-светлый свет. Конечно, обстановка видала лучшие дни, но Генри клуб показался самый ярким и запоминающимся местом со времен катастрофы, и на секунду он едва ли не почувствовал, что вернулся в прежний мир, где жил со своей семьей до того, как грипп унес жизни его матери и сестры, а отец… Генри усилием воли заставил себя не думать об этом. Сейчас не время.
Музыканты сгрудились на одной стороне сцены, и барабанщик ударил в бочку, давая начало новой песне. В центре сцены на широкой белой лестнице с резными перилами стояла Флора. Она выглядела одновременно такой же, как на летном поле, и поразительно иной. Спускаясь, она улыбалась, но было ясно, что ей совершенно наплевать на аплодисменты и свист публики. Оказавшись на сцене, она встала в яркое пятно перед микрофоном.
— Что-то не так? — поинтересовался Итан. — Только не говори, что наконец опомнился.
— Ничего подобного. Я просто… — Генри покачал головой. — Певица.
— Не то чтобы это имеет значение, но без летной экипировки она неплохо выглядит, — заметил Итан. — Так и быть, соглашусь с тобой. Если не брать во внимание, что ее платье было в моде лет эдак двадцать назад.
Генри было плевать на платье. Для него оно выглядело нормальным. Даже больше, чем нормальным.
Флора взяла первые ноты, и Генри с трудом сглотнул. Он никогда не слышал ничего похожего на ее голос. Ему хотелось взять в руки контрабас, чтобы подхватить эти звуки, похожие на смесь шоколада и сливок, которую ему хотелось впитывать порами кожи.
Давным-давно мечтала я, Что станется в жизни со мной.Он узнал песню: «Иди со мною рядом». Но голос певицы словно пригвоздил его ноги к полу. Он как будто проскользнул под кожу и теперь вытягивал из костей все несущественное.
Как смогу в одиночку я целый мир Облететь под яркой луной.— Сигарету? — Блондинка в коротком красном платье с подносом пачек «Вайсрой» на шее наклонилась к ним, загораживая Генри вид.
В тот день, когда встретились мы с тобой, То не сразу влюбилась я. Разгоралась любовь день ото дня, Как встает над землей заря.Генри вытянул шею, а Итан знаком отказал девушке с сигаретами.
— Такие, как вы, всегда отказываете таким, как я, — пробормотала она, отходя. К ним подошел метрдотель, неся меню.
— Следуйте за мной, джентльмены, — позвал он. — Сегодня вам повезло: у нас есть столик прямо напротив сцены.
Генри много раз слышал эту песню по радио, но никогда еще ее не исполняли так трепетно и нежно. И музыка ничуть не походила на ту, что играла группа Оззи Нельсона. Было в ней что-то неспокойное, непредсказуемое, словно все писаные и неписаные правила разлетелись на осколки. Поняв это, Генри почувствовал, что на лбу выступил пот, а кровь быстрее побежала по жилам, отчего волоски на руках и затылке встали дыбом.
Флора перешла к припеву.
Я много лет мечтала о том, Что ждет меня впереди. Но теперь прошу лишь об одном: Пожалуйста, рядом иди.Худощавый молодой контрабасист держал ровный ритм, удерживая Флору в рамках написанных нот. Отчего-то Генри немедленно возненавидел этого парня, его усы, высокую прическу, отглаженный смокинг и то, что он смотрел на Флору, как на свою вещь. Музыка ускорилась, а вместе с ней и пульс Генри, и теперь куплет играла уже вся группа. Песня напоминала разговор клавишных, контрабаса, саксофона, двух труб и пары начищенных тромбонов, превращавших отражения канделябров в движущиеся звезды.
Генри словно нырнул в озеро Вашингтон в жаркий день: прохладная вода и понимание, что дышать он сможет только всплыв. Он едва осознавал, что Итан что-то говорит и тычет в меню.
— Прошу прощения? — переспросил он, не в силах оторвать взгляда от Флоры.
— Я говорил, — четко разделяя слова, повторил Итан, — что заказал тебе джин с тоником и ребрышки с капустным салатом. Если тебе по душе такая еда, в этом клубе она самая лучшая.
Генри довольно долго осмысливал слова друга. Мозг словно вынуждал его распутывать буквы, будто смотанные в клубок.
— Да, мне она нравится, — наконец произнес он.
— Да что с тобой такое? — с мрачным лицом поинтересовался Итан. — Хоть бы еда оказалась достойной, потому что эта музыка мне не по нраву. И клуб этот похож на ночлежку. Он даже хуже ее платья. — Итан махнул рукой в сторону сцены, и этим взмахом загасил свечу.