— О, благодарю вас! Мне так будет удобнее — я хочу, чтобы никто об этом не знал.

— От милого дружка секрет, а?

— Нет, от мужа.

— Ага! Ну, ладно, я вам помогу, вы прикоснетесь к телу.

— А где оно сейчас? — спросила Гертруда с содроганием.

— «Оно»? Он, вы хотите сказать? Ведь паренек еще жив. Сидит вон там, за тем узким и темным окошком наверху. — Палач указал на тюрьму, стоявшую на утесе.

Гертруда подумала о муже, о родных.

— Да, да, понятно, — сказала она. — Что же мне надо делать?

Дэвис подвел ее к двери.

— Ждите меня у калиточки в стене, на той вон тропинке, ровно в час дня. Я буду там и открою вам калитку изнутри. Не уйду домой обедать, пока его не снимут с виселицы. Ну, до свиданья. Смотрите же, не опоздайте и, коли хотите, чтоб вас никто не узнал, закройте лицо вуалью. Эх!.. Когда-то у меня была дочка такая же, как вы.

Гертруда, прежде чем уйти, взобралась по тропинке наверх, чтобы быть уверенной, что она завтра легко сможет отыскать калитку. Скоро она увидела ее издали — узкое отверстие в наружной стене тюремного двора. Подъем был так крут, что, дойдя до калитки, молодая женщина вынуждена была постоять здесь, чтобы перевести дух. Оглянувшись на хижину у реки, она увидела, что палач снова поднимается по наружной лестнице. Он вошел на чердак или в светелку, куда вела эта лестница, и через минуту-другую потушил свечу.

Городские часы пробили десять. Гертруда вернулась к «Белому оленю» той же дорогой, какой пришла.

Наступила суббота. В час дня Гертруда Лодж, войдя в тюрьму так, как было условлено с Дэвисом, уже сидела в сторожке во второй подворотне, над которой высилась классическая арка из тесаного камня, тогда еще довольно новая, с надписью «Тюрьма графства. 1793». Этот-то фасад Гертруда и видела вчера с горки. Рядом был ход на крышу, где стояла виселица.

Город кишел людьми (ярмарка была отложена), но Гертруда со вчерашнего вечера не видела ни одной живой души. До назначенного часа она не выходила из своей комнаты, а к тюрьме шла кружным путем, чтобы избежать площадок под утесом, где уже собрались зрители. Сидя в сторожке, она слышала многоголосый гул, среди которого по временам выделялся чей-то хриплый голос, похожий на карканье: «Сейчас предсмертная речь и исповедь».

Приговор не был отменен. Казнь свершилась. Но толпа все еще стояла внизу, чтобы увидеть, как повешенного снимут с виселицы.

Терпеливо ожидавшая Гертруда скоро услышала над головой тяжелые шаги, и чья-то рука поманила ее из-за двери. Она, как было условлено, вышла из сторожки, прошла через мощеный внутренний двор. Колени ее так тряслись, что она двигалась с трудом. Левая рука была обнажена и лишь прикрыта шалью.

Там, куда пришла Гертруда, стояли двое козел, и раньше, чем она успела сообразить, каково их назначение, за ее спиной послышались тяжелые шаги на лестнице. Она то ли не могла, то ли не смела повернуть голову и, застыв в неподвижной позе, видела только, как у самого ее плеча четыре человека пронесли простой некрашеный гроб. Он был открыт, и в нем лежал труп юноши в крестьянской одежде — холщовой блузе и коротких бумазейных штанах. Тело бросили в гроб так поспешно, что пола блузы свесилась за край. Носильщики опустили свою ношу на козлы.

Гертруда была уже в таком состоянии, что перед глазами у нее плавал серый туман. Сквозь этот туман и вуаль, опущенную на лицо, она едва различала окружающее. Ей казалось, что она умирает и только какая-то гальваническая сила держит ее на ногах.

— Ну! — произнес голос над самым ее ухом, и она с трудом сообразила, что это относится к ней.

Сделав над собой последнее отчаянное усилие, она подошла к гробу — и в этот самый миг услышала, что за ней подходят еще какие-то люди. Она обнажила свою бедную «порченую» руку, а Дэвис, открыв лицо мертвеца, взял эту руку и прижал к шее повешенного там, где проходила полоса цвета незрелой черной смородины.

Гертруда пронзительно вскрикнула: как и предсказывал колдун, вся кровь у нее «перевернулась». Но в тот же миг второй крик прорезал воздух и заставил Гертруду мгновенно обернуться.

За ней стояла Рода Брук, сильно исхудавшая, с глазами, красными от слез, а за Родой… ее, Гертрудин, муж! Лицо его все собралось в морщины, но в мутных глазах не было ни единой слезы.

— Какого черта!.. Ты зачем здесь? — спросил он хрипло.

— Бесстыдница! Посмела еще в такую минуту стать между нами и нашим сыном! — закричала Рода. — Так вот что означало видение, которое показал мне во сне сатана! Ты стала теперь похожа на ту!

И, схватив Гертруду за голую руку, Рода отшвырнула ее к стене. Молодая женщина не пыталась сопротивляться, а когда Рода выпустила ее руку, она как подкошенная упала на пол к ногам мужа. Он поднял ее. Она была уже без сознания.

Когда Гертруда увидела Роду и своего мужа, ей в тот же миг стало ясно, что повешенный был сын Роды. В те времена родные казненного имели право взять тело для погребения, если они этого желали. И потому-то Лодж вместе с Родой ожидал в городе конца следствия. Рода вызвала его сюда, как только юношу схватили на месте преступления, да и потом вызывала несколько раз. Лодж присутствовал на суде. Такова была истинная причина его поездок на «отдых» в последнее время. Несчастные родители хотели избежать огласки и сами пришли за трупом; за воротами ожидал фургон, чтобы увезти его.