Более того, даже если нам станет известна априорная вероятность катастрофы, то мы не сможем предсказать, когда именно это произойдет. Учёные, имеющие дело с вероятностными теориями, не редко сходили от этого с ума. Предположим, нам достоверно известно, что условная вероятность катастрофы на АЭС при цунами равна 1/100 (1 %). Т. е., если мы 100 раз обрушим цунами на АЭС, то 1 раз из 100 на АЭС будет катастрофа. Какой по счету будет этот раз? Первым или сотым? А может быть сорок восьмым? Мы не знаем. Может быть, в компьютерной модели, или в реальном мире, неважно, мы обрушим цунами на АЭС девяносто девять раз, а на сотый раз наступит катастрофа. Это будет соответствовать вероятности 1/100, т. е. 1 %. А может быть, мы обрушим цунами сорок семь раз, а катастрофа наступит на сорок восьмой. Тоже будет соответствовать вероятности 1/100. Катастрофа вполне может быть и первой по счету, сразу при первом обрушении цунами в нашем безумном эксперименте. И это тоже будет соответствовать вероятности 1/100 (1 %). Только тогда при последующих 99 опытах катастрофы как-бы не будет, но это уже не важно, если мизерная вероятность реализуется при первой же возможности.

В чьей воле, в чьих руках, находится реализация мизерной вероятности катастрофы? В воле господа Бога или в воле человека? Или в воле случая?

Мы же знаем, что вероятность техногенной катастрофы, любой, не равна нулю. Пусть даже вероятность пренебрежимо мала, но у таких событий она есть, потому что есть условия его вызывающие, есть причины и источники события. Чему точно равна эта вероятность, мы в большинстве случаев не знаем, как мы обсудили. Важен тот факт, что у любой техногенной катастрофы есть очень малая вероятность, пусть даже близкая к нулю, но есть. И эта вероятность может реализоваться в любой момент. Например, завтра. То есть можно утверждать, что завтра может быть самая страшная за всю историю техногенная катастрофа, вероятность которой близка к нулю. И это утверждение не противоречит определению вероятности, простыми словами, не противоречит тому, как устроен наш мир.

Обобщим наши рассуждения кратко. Вероятность многих техногенных катастроф, с которыми мы столкнемся, неизвестна, в силу определения вероятности и того, что техногенные катастрофы – это редкие уникальные события. Даже если вероятность техногенной катастрофы крайне мала, то это может произойти завтра, т. к. ничто не запрещает вероятности, пусть даже и малой, реализовываться в любой момент.

Что мы можем с этим сделать? Только изучать сценарии реализации катастроф и исключать в будущем их причины и источники. Если последствия реализации события носят катастрофический характер, а вероятность крайне мала, то направлять основные ресурсы на поиск его точной вероятности не надо. Лучше предпринимать попытку исключить катастрофу, исключив вероятность такого события, сведя её в ноль, исключая причины и источники катастрофы. Книга, которую вы держите в руках, как раз об этом. Исследует причины и источники техногенных катастроф. Действительно, если есть минимальная вероятность катастрофического события, лучше взять её реализацию или не реализацию в человеческие руки, не оставляя на волю злого Рока, злого случая.

При условии, что этими руками управляет разум.

Читайте книгу и поражайтесь, к чему может привести отсутствие разума у людей.

Двадцатый век принес человечеству не только технический прогресс, превративший окружающий нас мир в глобальную техносферу, но и новый перечень неведомых ранее угроз и опасностей.

С одной стороны, люди, будучи сегодня надежно защищены наукой и технологиями, стали все меньше бояться плохой погоды, стихийных бедствий и даже глобальных природных катаклизмов. С другой стороны, вступив в XXI век, люди стали смотреть на достижения цивилизации с нарастающим чувством тревоги и неопределенности.

Мы стали спокойно смотреть кино про землетрясения и всемирные потопы. Мы знаем, что потенциального столкновения Земли с гигантскими астероидами вполне возможно избежать. Мы перестали испытывать панический страх перед возможностью нашествия неведомых инопланетян, которым, согласно неизменному голливудскому сюжету не удастся захватить планету поскольку на страже человечества всегда стоит готовый дать отпор американский спецназ. И даже в возможном угасании Солнца – источника всего живого на планете, нам кажется, нет ничего фатального. Подумаешь, проблема. Либо перезапустим термоядерную реакцию, либо построим звездолёт и улетим к далеким мирам, в конце концов…

В то же время нас все чаще стали преследовать безотчетные страхи и клаустрофобия. Мы стали все больше бояться летать на самолетах, заходить в лифты, спускаться в метро. Мы боимся микроволновых печей и мобильных телефонов. Мы опасаемся, что у нас отключат электричество и Интернет. Мы боимся атомных электростанций. Мы боимся, что террористы захватят контроль над космическими спутниками и приведут в действие оружие массового уничтожения. В конце концов, мы боимся «восстания машин»: того, что скоро созданные нами компьютеры поумнеют настолько, что возьмут над нами вверх, поместят всех нас в «матрицу» и станут питаться нашей жизненной энергией. Парадоксально, но факт: люди, перестав опасаться внешних, необузданных и непредсказуемых сил природы, стали испытывать страх перед вещами, которые они сами создали для собственной защиты и цивилизованного существования…

Глобальная техносфера, изменившая до неузнаваемости социально-экономический, культурный и общественный уклад, поставила жизнь и здоровье человека в прямую зависимость от безаварийной работы крупных промышленных, химических, ядерных и прочих высокоэнергоемких объектов, а также инфраструктуры мегаполисов и транспортных средств.

Уязвимость и беззащитность современного городского жителя, активно пользующегося всеми благами цивилизации, порождает коллективный страх и неуверенность в завтрашнем дне.