– Не беспокоит ли моя пленница моих братьев делаваров?

– Мы рады ей.

– Путь между делаварами и гуронами короток и открыт — пришли ее к моим женщинам, если она беспокоит моего брата.

– Мы рады ей, — возразил вождь делаваров внушительнее прежнего.

Магуа молчал в продолжение нескольких минут, по-видимому равнодушный к тому, что первая попытка вернуть Кору не увенчалась успехом.

– Оставляют ли мои воины делаварам место для охоты в горах? — заговорил он после некоторого молчания.

– Ленапы — господа в своих собственных горах, — ответил вождь несколько высокомерно.

– Это хорошо: справедливость управляет поступками краснокожих. Зачем им чистить томагавки и точить ножи друг против друга! Разве мало здесь бледнолицых?

Магуа подождал немного, чтобы слова его могли подействовать смягчающим образом на делаваров, и потом прибавил:

– Не видали ли мои братья следов чужих мокасинов в лесах? Не нападали ли они на следы белых людей?

– Пусть приходит мой канадский отец, — уклончиво ответил вождь, — его дети готовы видеть его.

– Великий вождь приходит курить трубку с индейцами в их вигвамах. Гуроны также бывают рады видеть его. Но у ингизов длинные руки и ноги, которые никогда не устают. Моим молодым людям показалось, что они видели следы ингизов вблизи селения делаваров.

– Они не найдут ленапов спящими.

– Это хорошо. Воин, глаза которого открыты, может видеть врага, — сказал Магуа, еще раз меняя тему разговора, так как убедился, что ему не обмануть своего собеседника. — Я принес подарки моему брату.

Хитрый вождь встал, заявив о своих щедрых намерениях, и торжественно разложил свои подарки перед ослепленными взорами хозяев. Подарки состояли большей частью из дешевых безделушек, снятых с женщин во время резни в крепости Уильям-Генри. Лукавый гурон выказал не меньше уменья в распределении побрякушек, чем в выборе их. Самые драгоценные он отдал двум из важнейших вождей, остальные подарки он роздал младшим с такими любезными и кстати сказанными комплиментами, что никто из них не имел повода быть недовольным.

Этот хорошо рассчитанный ход вождя гуронов немедленно дал себя знать. Торжественное выражение лиц делаваров сменилось более радушным. Перемена в особенности отразилась на вожде. Несколько времени он рассматривал доставшуюся на его долю обильную часть добычи и затем проговорил очень выразительно:

– Мой брат — мудрый вождь. Мы рады ему.

– Гуроны любят своих братьев делаваров, — ответил Магуа. — И почему им не любить своих братьев! Они окрашены тем же солнцем, и их праведные люди будут после смерти охотиться на одних и тех же местах. Краснокожие должны быть друзьями и смотреть во все глаза на белых людей. Не встречал ли мой брат шпионов в лесу?

Делавар, имя которого в переводе означало «Твердое Сердце», забыл на этот раз о непоколебимости. Выражение его лица смягчилось, и он снизошел до того, что стал говорить более определенно.

– Возле моего лагеря были чужие мокасины. Следы их дошли до моих хижин.

– Мой брат выгнал собак? — спросил Магуа.

– Этого нельзя сделать. Странник — всегда желанный гость для детей племени ленапов.

– Странник, но не шпион.

– Разве ингизы послали бы шпионами своих женщин? Не сказал ли вождь гуронов, что он взял женщин во время сражения?

– Он не солгал. Ингизы послали своих разведчиков. Они были в моих вигвамах, но не нашли никого, кто мог бы приветствовать их. Тогда они побежали к делаварам, потому что, говорят они, делавары — наши друзья; их души отвратились от канадского отца.

Удар был нанесен великолепно и в более цивилизованном обществе доставил бы Магуа репутацию искусного дипломата. Недавнее отсутствие делаваров во время сражения вызвало, как им хорошо было известно, много упреков со стороны их французских союзников, и они чувствовали, что впредь те будут относиться к их поступкам недоверчиво и ревниво. Нетрудно было предвидеть, что подобное положение окажется весьма невыгодным для них впоследствии. Отдаленные поселения делаваров, их места охоты и сотни их женщин и детей — все это находилось на французской территории. Поэтому тревожное известие было принято, как и рассчитывал Магуа, если не со страхом, то с явным неудовольствием.

– Пусть мой отец взглянет в лицо мне, — сказал Твердое Сердце, — он не увидит в нем перемены. Правда, мои молодые люди не вышли на путь войны — они видели сны, которые помешали им идти этим путем. Но они любят и почитают великого белого вождя.

– Поверит ли он этому, когда услышит, что величайший его враг кормится в лагере его детей? Когда ему скажут, что кровожадный ингиз курит у вашего огня? Что бледнолицый, убивший так много друзей, расхаживает среди делаваров? Полноте, мой великий канадский отец не так глуп!