Феврония подошла к поленнице дров, взяла оттуда полешко и, не моргнув глазом, не смущаясь этого наскока князя, ровным голосом, спокойно, как дитя, что не ведает еще ни чинов, ни званий, молвила:

— Возьми это поленце, и пока я очешу этот пучок льна, смастери из него ткацкий стан и всю потребную снасть, на чем мне полотно ткать.

Вместо ожидаемой всеми вспышки гнева Петр вдруг успокоился, молча взошел на возок и приказал слугам топить баню.

Пока топили баню, Феврония зачерпнула плошкой хлебной закваски, подержала над ней руки, что-то шептала, беззвучно шевеля губами, дунула и отдала слуге, чтобы он отнес князю.

Петр помылся в бане и помазал снадобьем все тело, как и велела Феврония.

Проснувшись следующим утром, Петр вышел умыться и с изумлением обнаружил, что струпья зажили, затянулись живой здоровой плотью и почти не заметны. Чувствуя себя совершенно здоровым, князь приказал собираться в обратную дорогу и к вечеру отбыл в муромскую землю, стараясь не вспоминать своего обещания. Февронии же он послал богатые дары, но она их не приняла.

В дороге князь вдруг почувствовал себя хуже. На теле опять появились струпы. Помаявшись, князь понял, что делать нечего — и почти от самого Мурома велел поворачивать обратно.

Его возвращение Феврония встретила, будто знала, что так оно и будет. Пообещав накрепко, что возьмет ее в жены, Петр исцелился уже испытанным ранее способом.

Так Феврония стала княгиней.

Женитьба Петра была для всех неожиданностью, в том числе и для самого Петра: поехал лечиться, а вернулся с молодой женой. Его болезнь ушла, будто ее и не было, и никогда больше не напоминала о себе. Перемена в жизни Петра произошла столь быстро, что ему понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что он женат, между тем как Феврония вела себя совершенно спокойно, без пустяшной тщеславной радости по поводу столь удачного замужества, как будто знала, что так оно и должно было случиться. И совсем немного времени понадобилось Петру, чтобы увидеть, что Феврония именно та девушка, какую он хотел бы видеть своей женой и понять, что он уже полюбил ее — после свадьбы, а может быть, и раньше, — как знать? Теперь, когда Феврония стала его женой, исчезла в никуда преграда, которая была между князем и простой рязанской девушкой, преграда, которая воздвигалась всем его воспитанием, положением и образом жизни. Петру становилось не по себе от мысли, что он бы никогда на ней не женился, не случись вся эта история.

Брат Павел и жена его восприняли происшедшее как уже свершившееся событие — «значит, так было угодно Богу» — и приняли Февронию как родную в свою семью. Но бояре муромские не одобрили выбор Петра, хотя своего недовольства прямо ему никто не высказал.

По прошествии недолгого времени князь Павел тяжело заболел и скончался. Муромский престол перешел к Петру.

Усиливающееся муромское боярство ждало от молодого князя все больших уступок, ибо все знали, что Петр был набожен, имел кроткое сердце и к власти никогда не стремился. Бояре надеялись, что Петр передаст все дела по управлению княжеством боярской верхушке — совету, богатейшим и влиятельным людям Мурома, которые тогда становились бы самовластными хозяевами в княжестве. Прежний князь Павел во всем советовался с боярами и ни одно крупное решение не принимал без их согласия.

Еще при жизни Павла Петр во время своих частых поездок по княжеству видел, что свободные крестьяне сильно страдают от притеснений бояр, особенно те, чьи земли граничат с боярскими вотчинами. А бояре озабочены только умножением собственных богатств, угодий, доходов. Поэтому, став князем, Петр решил ослабить влияние боярства, улучшить жизнь простых тружеников, на коих и держалось княжество. В этом он решил опираться на тех же крестьян и мелких служилых людей. Так, боярская верхушка получила совсем не то, что ожидала. Недовольство росло, ожидая лишь удобного случая, чтобы выплеснуться и показать свою силу.

Боярские жены были недовольны тем, что княгиня такого «низкого» происхождения, — не то что не княжеского, но даже не боярского рода, а просто крестьянка! И рассказы о чудесном даре Февронии исцелять они в своей ненависти толковали по-своему: будто Феврония — ведьма и князя Петра просто-напросто приворожила. Нужно открыть ему глаза, чтобы чары ненавистной бесстыжей девки рассеялись!

Однажды одна из боярских жен, дочь которой прислуживала княгине, явилась к Петру и поведала:

— Не взыщи, князь-батюшка, только твоя супруга законная честь твоего княжеского рода принижает: каждый раз не по чину из-за стола выходит, собирает в ладонь хлебные крошки, будто голодная. Может, прежде в нужде жила, вот привычка и осталась?.. Не гневись, княже…

Петр, не говоря ни слова, вышел из светлицы.

Обычно Петр вставал из-за стола первым и возвращался к своим княжеским делам, но сегодня он не торопился. Насытившись, встал из-за стола и задержался, заглядевшись в окно. Слуги убирали посуду, а Феврония стряхнула все крошки себе в ладонь и выскользнула за дверь. Петр тихонько пошел за ней. Феврония вышла во двор, и к ней с окрестных крыш сразу слетелись все голуби и воробьи. Она высыпала им хлебные крошки, голуби садились к ней на плечи, она кормила их прямо с ладоней…

Петр несколько мгновений стоял и любовался ею, как завороженный, затем тихо удалился.

Со временем Петр все меньше принимал в расчет мнение бояр при выборе решений. Строго пресекал их попытки увеличить свое добро за счет вольных хлебопашцев, лично рассматривал жалобы крестьян и по чести и правде вершил суд.

Бояре вознегодовали и вот в один день, вооружив своих слуг, собрав своих холопов, зависимых крестьян, должников, выставили несколько бочек вина, напоили их, вывели на улицы Мурома и с шумом и криками привели к княжьему двору. Затем знатные бояре ввалились к князю всей гурьбой.