Критикуя главные психологические направления, Н. А. Васильев замечает, что каждое направление утрирует тот или иной «закон сознания». Так, психология Джемса есть психология максимального единства сознания, психология Вундта—психология внимания, ассоциативная психология исходит из закона памяти, а эмпириокритическая преувеличивает закон психического неравновесия. Ни одна из существующих психологических теорий не устраивает Васильева, всем им присущ общий недостаток — односторонность, и он стремится «профильтровать» все теории, выделить из каждой рациональный осадок. В связи с оценкой достоинств и недостатков ведущих психологических направлений Васильев высказывает свои суждения о путях достижения истинного знания. «В науках гуманитарных и философских, — писал он, — нет лучшего средства дойти до истины, как анализ и синтез заблуждений. Вот почему в науках общественных такое видное место занимает история общественных учений, в науках философских — история философии» [21, с. 59— 60]. Что же касается критериев истинности знания — психологического, логического или любого другого, — принятых различными философскими течениями, то все они являются «преувеличенными и односторонними. Истина оказалась заключающейся и в сенсуализме, и в материализме {1}, и в рационализме, и в идеализме, и в реализме» [21, с. 60].

Н. А. Васильев резко критикует вульгарно-материалистическое понимание сознания К. Фогтом («мысль находится почти в таком же отношении к головному мозгу, как желчь к печени или моча к почкам»). Воззрения, свойственные К. Фогту, достаточно легко уязвимы, а аналогии, проводимые им, согласно Васильеву, просто недопустимы на том основании, что «печень есть материя и выделенная ею желчь тоже материя. . . Мозг есть материя, а сознание не есть материя. . .» [21, с. 86] [* О критике вульгарно-материалистического понимания сознания см.: Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм. // Полн. собр. соч. Т. 18.]. Таким образом, можно заключить, что хотя Васильев, как и было принято в то время среди естествоиспытателей, отождествлял материю как объективную реальность с вещественной ее формой, тем не менее осознавал принципиальное различие между вне и независимо от человека существующим миром и сознанием, которое нематериально по своей природе и которое должно быть осмыслено сквозь призму идеального.

Несмотря на то что Н. А. Васильев в своей стихийно сложившейся мировоззренческой поэзии придерживался точки зрения материализма и настаивал на признании объективно-реального мира, порой им допускались терминологические небрежности, неточности, но это случалось достаточно редко. Например, он однажды назвал в «Лекциях» предмет «комплексом ощущений» [5, с. 93]. Надо полагать, что причину этой неточности необходимо искать в широком распространении новомодной терминологии из эмнириокритического и вообще из популярного в тот период субъективноидеалистического арсенала, против которого боролись сторонники марксизма. Этим неточностям также способствовало довольно-таки узкое и упрощенное истолкование сущности материализма как философского направления, что, впрочем, чуть ли не повсеместно наблюдалось в академических кругах того времени.

Материализм обычно отождествлялся с одной из своих форм в рамках метафизического метода, у Васильева — чаще всего с вульгарным материализмом. «Материализм, — писал он, — грешит тем, что он реальное понимает как материальное, хотя краски, звуки, запахи, мысли и чувства так же реальны, как и все другое в мире. . . Нельзя из движения бездушных атомов вывести безграничное разнообразие субъективности, нельзя из абсолютно разобщенных атомов понять единство сознания. Нельзя из механических толчков объяснить тот внутренний свет сознания, то отражение его в собственном „я“, в сознании личности. Но, отрицая материализм как теорию, мы должны им пользоваться как могущественным методом изучения зависимости сознания от того неизвестного Х, которое мы называем материей» [21 у с. 87].

Употребляя изредка некоторые выражения из словаря субъективных идеалистов-эмпириокритиков, Н. А. Васильев тем не менее отчетливо видит философскую несостоятельность взглядов последних. Рассуждая об «основном вопросе современной теории познания» — о (логической) возможности существования чужой духовной жизни, чужих сознаний, Васильев особо заостряет внимание на справедливости изречения, что если бы кто-нибудь стал серьезно утверждать, что он лишь один из людей одарен сознанием, то его никто бы не был в состоянии строго логически опровергнуть, но если бы кто-нибудь стал солипсистом всерьез, «то оставалось бы только одно: отправить такого солипсиста в заведение для душевнобольных» [21, с. 102].

«В «Лекциях но психологии» Н. А. Васильев анализирует широкий спектр философских по своей сути вопросов, которые вместе с тем представляют принципиальный интерес и для психологии. Так, он критически осмысливает статус пространства и времени в философии Декарта, Лейбница, Канта, в учении Ньютона. Особенно тщательно он разбирает концепцию Канта. Отдавая должное Канту в том, что он впервые обратил внимание на психологический аспект сознания, Васильев в то же время отвергает кантовский агностицизм, априоризм, называя мысль Канта о трансцендентальной идеальности пространства и времени «мистической идеей» [21, с. 146]. Васильев специально останавливается на обсуждении теорий о природе восприятия внешнего мира Юма и Шопенгауэра. Отношение к немецкому философу-идеалисту здесь явно критическое: подмечается тот факт, что Шопенгауэр в теории познания являлся последователем и даже подражателем Канта, заимствовал его учение об априорных формах сознания. Васильев опровергает решение Шопенгауэром вопроса о путях построения интеллектом из разрозненных субъективных ощущений образа объективного внешнего мира [21, с. 172].

«Лекции» завершаются анализом взаимосвязи и взаимоотношения между «душой и телом». Здесь также критически переосмысливаются позиции многих видных философов — Декарта, Лейбница, Спинозы, Геффдинга, вскрываются недостатки и внутренние противоречия теории психофизиологического параллелизма.

Сразу же после выхода в свет «Лекций по психологии» (1908) интересы Н. А. Васильева уже целиком и полностью переносятся в область философии и логики, надолго — почти на десять с лишним лет — вытеснив интересы к психологическим проблемам. И такая перемена в Васильеве в свете его программы, о которой мы узнаем из «Отчета» за 1907 г., выглядит вполне закономерной.

Только в 20-х годах, в период реорганизации историко-филологического факультета Казанского университета, уже будучи профессором, Н. А. Васильев, как говорилось выше, намеревается вернуться к исследованиям в области психологии и читает психологические курсы.

Занятия психологией позволили Н. А. Васильеву глубже понять механизмы мышления, оценить «законы сознания», увидеть, что они не автономны, не самодостаточны, а теснейшим образом связаны с характером деятельности человека. Осознание этого обстоятельства имело решающее значение для анализа Николаем Александровичем в последующем аристотелевой логики с точки зрения выявления в ней законов двух типов: во-первых, законов, имеющих безусловно эмпирическое происхождение, и, во-вторых, сугубо рациональных законов. Совсем не случайно позже в Камско-Волжской речи от 19 января 1911 г. В. Н. Ивановский окрестил Н. А. Васильева «психологистом в логике».