Он потрепал ее по волосам, а другой рукой взял за подбородок и посмотрел ей в глаза.

— Ты не одна, — пробормотал он и нежно поцеловал ее. Она ответила на его поцелуй, ее губы были мягкими, теплыми и солеными от слез.

— Выпей, — предложил он, протягивая ей кубок с вином.

Она сделала несколько глотков и свернулась калачиком в его объятиях. Он ласкал ее и успокаивал, как умел, ибо ему казалось верхом несправедливости то, что она несчастна, и потому прошептал еле слышно заклинания, которые прогоняли тоску и печаль.

Фреда вспомнила, что она — дочь Орма Силача и что отец ее был человек сурового, непреклонного нрава, который говорил своим детям такие слова: «От судьбы не убежишь, но встречать ее надо мужественно».

Она села прямо и сказала Скафлоку:

— Спасибо тебе за твою доброту. Я в порядке.

Он хмыкнул:

— Тогда самое время перекусить.

Но сначала нужно было переодеться. Скафлок подал девушке прозрачное, невесомое платье из тех, какие шьют и носят эльфиянки. Она покраснела, ибо платье это мало что скрывало, но с удовольствием надела на руки тяжелые золотые браслеты, а Скафлок увенчал ее переливчатой бриллиантовой диадемой.

Они вышли в длинный коридор, который проявился не сразу, постепенно, как бы наливаясь красками. Вдоль мраморных стен тянулись рядами колонны, рисунки и узоры на шпалерах и коврах медленно изменялись, словно в диковинном танце.

Навстречу им то и дело попадались рабы-гоблины, зеленокожие и приземистые, но все же привлекательные на вид. Один раз Фреда с криком вцепилась в руку Скафлока: мимо них проскользнул желтый призрак с канделябром. Потом они увидели карлика, который семенил по коридору, выставив перед собой щит.

— Кто это? — прошептала Фреда.

Скафлок усмехнулся:

— Катайский шен [23] . Мы захватили его в одном из набегов. Он сильный, и из него получился хороший раб. Но такие, как он, могут ходить только по прямой, вот он и носит щит, чтобы не ударяться о стены.

Фреда засмеялась. Скафлок восторженно слушал ее звонкий смех. В смехе эльфиянок всегда таилась злобная насмешка, но улыбка Фреды похожа была на светлое весеннее утро.

Они отведали изысканных яств. За столом, кроме них, никого не было. Откуда-то доносилась негромкая музыка. Скафлок сказал:

Она потупила глаза, чувствуя, как на щеках вновь выступает румянец, и не смогла сдержать улыбки.

Но тут же ее охватило раскаяние:

— Не пристало мне веселиться, когда мертвы мои родичи. Сломалось то дерево, что укрывало землю своими ветвями, и ветер гуляет в пустынных полях…

Оборвав себя, она сказала просто:

— Мы все что-то теряем, когда уходят хорошие люди.

— Если они были хорошими, не стоит убиваться по ним, — сказал Скафлок, — ибо они избавились от тягот нашего мира и отправились к Тому, кто над нами. По правде говоря, мне думается, лишь твой плач не дает им наслаждаться своим счастьем.

Фреда крепко стиснула его руку:

— Священник говорил, что те, кто умер без отпущения грехов…

Она приложила ладонь к глазам.

— Я любила их, а они ушли, и я плачу по ним в одиночестве.

Скафлок прикоснулся губами к ее щеке.

— Ты не одна, пока я жив, — пробормотал он. — А священник пускай болтает. Что он ведает?

Они вошли в залу, арочные своды которой были так высоки, что взгляд не улавливал их очертаний. Там перед ними предстала женщина неописуемой, неземной красоты. Рядом с ней Фреда ощутила себя неуклюжей дурнушкой.

— Видишь, Лия, я вернулся, — сказал Скафлок на языке эльфов.

— Вижу, — откликнулась она, — без добычи, едва ли с половиной воинов. Тебя постигла неудача.

— Не совсем, — возразил Скафлок. — Троллей полегло больше, чем эльфов. Мы переполошили их и освободили пленников, которые расскажут нам об их замыслах.

Обняв Фреду за талию, он привлек девушку к себе. Она с радостью подчинилась его желанию, потому что белокожая колдунья внушала ей страх.

— Смотри, какой я добыл самоцвет!