Фофанова. Что с вами, Владимир Ильич?

Ленин. Так вот почему меня маринуют здесь… Вы читали, что пишет Сталин в передовой? Не восстание сегодня, а ожидание съезда завтра. Теперь мне все становится понятным… соратники… друзья… Вчера Зиновьев и Каменев… сегодня Сталин и Троцкий… Маргарита Васильевна, никуда не уходите. Сейчас я подготовлю для вас письмо…

Перемена света.

(Сталину и Троцкому.) Что это значит?

Троцкий. События развиваются планомерно. Мосты развести не дали, собираемся установить контроль над телеграфом.

Сталин. Мы выбрали такую политику…

Ленин(яростно). Это говно, а не политика! Перестаньте кормить меня сказками! Я спрашиваю вас в лоб: сейчас три часа дня, мы имеем факт восстания или нет? Или вы снова пытаетесь протащить тактику ожидания съезда?

Троцкий. Вы посмотрите, как красиво все получится… Простым голосованием…

Ленин. А если у нас не будет большинства?

Сталин. Если…

Ленин. Где точные ответы на тысячи «если»? Их нет. Значит, будем строить тактику, исходя из невесомых величин, исходя из фраз? Но это же не политика, а азартная игра! Сегодня за нами идет большинство народа, у нас есть возможность почти бескровно взять власть, а вы играете вещами, которыми играть нельзя! Вы оба все время заглядываете в историческое зеркало, — как мы выглядим, какие молодцы, простым тактическим ходом решим великие стратегические задачи. А если сорвется? Чем прикажете удовлетвориться народу? Вашими охами и вздохами и идиотскими сожалениями?

Троцкий. Ну, знаете, Владимир Ильич…

Ленин. Знаю! Через пять месяцев в Бресте опять будет игра, а не политика! Это поразительно! Вы все — и Зиновьев, и Каменев, и Троцкий, и Сталин — вы все по праву входите в большевистский штаб, роль каждого огромна, но ваши достоинства, продолженные дальше определенной грани, превращаются черт знает во что! Не только порча дела, помеха делу, но и крах всего дела! Почему вы не пускаете меня в Смольный?

Сталин. Из соображений безопасности.

Ленин. Бросьте, Сталин! Вы прекрасно понимаете, что мое появление в Смольном положило бы конец вашим играм в ожидание съезда, и поэтому держите меня на задворках. Безопасность… А вам с Троцким не приходит в голову, что в конце концов я плюну на ваши отказы дать мне охрану и пойду один… через весь город, где на каждом углу меня ловят и собираются укокошить… Впрочем, говорить с вами сейчас бесполезно, вы слышите только себя… (Обращается к большевикам.) Товарищи, я хочу говорить с членами ЦК, со всеми, кто сейчас здесь…

Свердлов, Каменев, Зиновьев, Дзержинский, Бухарин поднимаются со своих-мест, подходят к Ленину.

Товарищи, в чем дело? Мы должны объясниться. Я требую ясности. Вот уже два месяца между мной и Центральным Комитетом партии что-то происходит. Я подчинился ЦК и уехал в Финляндию, сидел в подполье, забрасывал ЦК своими предложениями и соображениями. Их прочитывали и вежливо отодвигали в сторону…

Каменев. Ну, Владимир Ильич…

Ленин. Вы, Лев Борисович, большой специалист по моим письмам. Не вы ли предложили мое сентябрьское письмо, где я ставил вопрос о восстании, просто сжечь?

Каменев. Нет, не я.

Ленин. Ну так не без вашего участия. Вы даже не вдумались в них как следует. Вы просто оставляли без ответа все мои настояния в этом духе. Кто правил мои статьи, кто вычеркивал из них все указания о ваших вопиющих ошибках? Вы, Иосиф Виссарионович?

Сталин. Почему я?

Ленин. Потому что вы с Каменевым вели тогда «Правду». Как я должен все это понимать? Я вижу во всем этом тонкий намек на нежелание ЦК обсуждать этот вопрос, тонкий намек на зажимание мне рта и предложение мне удалиться…

Зиновьев. Владимир Ильич…

Ленин. Я требую, чтобы мы говорили по-мужски! Вы заставляете меня подать прошение об отставке, что я и делаю, оставляя за собой право агитировать в низах партии и на съезде. Я отнюдь не считаю, что мое мнение безошибочно и оно должно быть всегда и везде заранее принятым. Но извольте обсуждать, а не замалчивать, извольте спорить, а не делать шахматные ходы, извольте ваши доводы, извольте политику, а не политиканство!