Классическая «твёрдая НФ» с элементами ретрофутуризма. Читать по-диагонали.
Наследник Нерона.
– Итак, расскажите мне, что вас беспокоит.
Профессор Дуглас Эриксон, расположившийся в мягком кожаном кресле за своим рабочим столом, заставленным лабораторной посудой, неизвестными приборами и неряшливыми кипами документов, благожелательно посмотрел на посетителя поверх съехавших на самый кончик носа очков в тонкой золотой оправе.
Джонатану Томпсону, молодому человеку, приглашённому к нему на приём, было едва ли больше тридцати. При этом он выглядел старше своих лет – на висках пробивалась седина, под глазами набухли мешки, свидетельствующие о постоянном недосыпании, переносицу прорезали глубокие вертикальные морщины. Тёмные, слегка вьющиеся волосы, густые брови и прямой, с лёгкой горбинкой нос указывали, что в его венах есть толика итальянской крови.
– Всё это есть в моей истории болезни. Вы её прочитали?
Профессор перевёл взгляд на лежавшую перед ним толстую папку. Набитые внутрь бумаги едва там умещались, пластиковая обложка вздулась горбом, завязки натянулись. Казалось, ещё мгновение - они не выдержат, и листы, словно выброшенные взрывом, разлетятся по всему кабинету.
– Должен вам признаться – нет, не читал. Не думаю, что содержимое этой папки сможет хоть чем-нибудь нам помочь.
– Меня консультировали лучшие специалисты в области психиатрии, настоящие мировые светила! – в голосе молодого человека слышалась лёгкая обида.
– Тем не менее, никто из этих «светил» не смог докопаться до сути ваших проблем и помочь вам с ними справится. Иначе бы вы не оказались здесь. Разве не так?
– Так, - вынужден был признать Томпсон.
– Тогда поделитесь со мной своими проблемами. Если можно – кратко. Чем быстрее мы всё выясним, тем быстрее перейдём к делу.
Прежде чем заговорить, молодой человек машинально вытащил из кармана старинную зажигалку в тяжёлом металлическом корпусе и несколько раз звонко щёлкнул крышкой.
– Курите? – в голосе профессора Эриксона звучало неприкрытое любопытство. За последние сто лет привычка к курению стала столь редким явлением, что большинство людей за всю свою жизнь могли видеть курильщиков разве что в старинных телефильмах.
– Нет, - Томпсон с некоторым смущением опустил зажигалку обратно в карман пиджака. – Она даже не заправлена. Это в некотором роде мой талисман. Просто люблю держать её в руках, это меня успокаивает.
– Ну, если вы достаточно успокоились, то можете приступать к рассказу.
Молодой человек глубоко вздохнул и слегка нахмурился, собираясь с мыслями.
– Если говорить кратко – на протяжении нескольких последних лет меня беспокоит чувство вины. Нет, пожалуй, «беспокоит» - неверное слово. Неотвязно преследует, выматывает, ни на минуту не оставляет в покое. Я буквально раздавлен чувством вины. Я уверен, что совершил что-то ужасное, какое-то жестокое, кровавое преступление, и теперь мне не даёт покоя моя совесть. Но я даже не представляю, что это может быть. Тени воспоминаний, не складывающиеся в ясную картину. Непрекращающиеся ночные кошмары – гибель людей, кровь и огонь. Но я честно признаюсь вам: ничего преступного я никогда не совершал. Я мирный и спокойный человек. Совершить какое-то преступление и забыть о нём я тоже не мог. Я до сих пор живу с родителями, не остаюсь наедине подолгу. У меня не бывает провалов в памяти, я не пью и не принимаю наркотиков… - Томпсон перевёл дыхание и продолжил:
– Последние несколько лет я мотаюсь от клиники к клинике, от одного врача к другому. Мои лечащие врачи испробовали все средства, от новейших лекарств до гипноза. Ничего не помогает. Должен признаться, профессор, я в совершенном отчаянии.
Профессор понимающе покивал головой. Томпсон завершил свой рассказ:
– Всё закончилось тем, что крупнейшие специалисты в области психиатрии пришли к выводу, что мою болезнь излечить невозможно. И, откровенно говоря, не понимаю, чем можете помочь мне вы. Ведь вы не даже не психиатр, а генетик.
Профессор Эриксон улыбнулся и кивнул.
– На самом деле, я биохимик и нейрофизиолог. Но Нобелевскую премию я действительно получил за исследования в области генетики.
– И как всё это поможет мне избавиться от навязчивых воспоминаний? – В голосе Томпсона слышались нотки раздражения.
– Мне кажется, в вашем случае от генетики и биохимии будет больше проку, чем от психоанализа.
Томпсон недоверчиво поёрзал в кресле.
– Но ведь вы сказали, что даже не заглянули в мою историю болезни?
– Я уже говорил вам – там нет никакой полезной для нас информации. Мне вполне достаточно вашего рассказа.
– Но я говорил меньше минуты! И вы не будете задавать никаких вопросов? Были ли у меня в роду сумасшедшие? Пьянствует ли мой отец? Подвергался ли я в детстве сексуальному насилию?
Профессор улыбнулся и покачал головой.
– Оставим эти глупости психиатрам, которые пытаются лечить последствия, не понимая их причин. Рассматривать разум человека и его психику в отрыве от биохимических процессов, протекающих в человеческом мозге – глупо и нелепо. Психиатрия, по сути своей, является лженаукой. С вашей психикой всё в порядке.