Можно было бы попросить Алекса вызвать их еще раз, сделать новую запись, но Бася подавил эту мысль, сочтя ее эгоистичной.

Яцек был грязным и явно усталым. Он с опасливым восторгом описывал ужас, который вызвали ядовитые слизни. Непрерывные вспышки молний и дождь казались потрясающей экзотикой ребенку, знавшему до Илоса только ледяные туннели и корабельный трюм. Мальчик ни разу не сказал, как ему хочется, чтобы папа был рядом, но это звучало в его голосе. А Басе больше всего хотелось взять сына за руку, уверить, что бояться не стыдно. Что храбрость в том, чтобы бояться и все равно делать.

Люсия, когда до нее дошла очередь, показалась ему не столько испуганной, сколько измученной. Она говорила без подробностей, потому что знала: все, что она могла сказать, не принесло бы облегчения ни ей, ни ему.

А вот видеозапись от Фелисии успокаивала. Из всей семьи, казалось Басе, он не подвел только дочь. Ей хотелось учиться дальше, и он сумел задавить в себе страхи и желания, сумел ее отпустить. Это вспоминалось как победа.

До недавних пор.

Теперь перед глазами стоял тикающий таймер, который Алекс установил на отсчет времени до часа, когда дочь сгорит в небе Илоса.

Программа с симулятором и таймером была на панели управления. Бася старался на нее не смотреть. Если приходилось приблизиться к экранам рубки, он проплывал мимо этого монитора, отводя взгляд в сторону. И очень старался забыть о его существовании.

Получалось не слишком хорошо.

В четвертый раз пересматривая последний разговор с Фелисией, он чувствовал таймер спиной, как источник тепла. Как пристальный взгляд в толпе. Теперь речь шла о том, как долго он сумеет не смотреть на счетчик. Сможет ли отвлечься настолько, чтобы забыть о нем.

Фелисия рассказывала, как научилась менять воздушные фильтры на астерском грузовике. За те долгие месяцы, когда «Барбапиккола» была им всем домом, девочке не приходилось этим заниматься. Ее тонкие пальцы изображали, какие сложные движения требовались для такой работы. Она рассказывала об этом легко, словно об игре. О забаве. Но Бася был ее отцом. Он знал, что дочери страшно.

«Тик-тик-тик-тик», — беззвучно отстукивали часы за спиной.

Он повернул сопло вентилятора, направив холодный поток себе в лицо. Докрутил видео и стал раскладывать файлы по датам и содержанию. Потом решил, что лучше по датам и именам, и рассортировал их заново.

Тик-тик-тик-тик — жарко, как от полуденного солнца на рубашке. Бася горел без огня.

Он открыл файл с перечнем ремонтных работ, присланным Алексом, и прокрутил список донизу. Все, что было в его силах, он уже сделал и теперь убивал время, рассматривая остальные пункты и соображая, нельзя ли как-то справиться и с ними. В голову ничего не приходило. Не удивительно, ведь он пятый раз проходил этот список.

Тик-тик-тик…

Бася обернулся.

Первое, что он заметил: линии орбит на симуляторе изменились. Почти незаметно — но проклятые круги, рисовавшие гибель его единственной дочери, горели огнем у него в мозгу. Никаких сомнений, они теперь были уже. Почему-то изменения на таймере он заметил не так быстро.

Времени стало на три дня меньше.

Несколько часов назад таймер показывал чуть больше восьми суток. Теперь — меньше пяти.

— Часы сломались, — сказал он в пустоту.

Алекс был в своей кабине — он проводил там почти все время. Бася дернул ремень, удерживавший его в кресле. Он тщетно рвался из креплений, пока не сумел успокоиться настолько, чтобы справиться с защелками. Потом толкнулся к трапу и взобрался наверх.

На дисплее перед Алексом красовался какой-то сложный график. Пилот легкими движениями правил его и непрерывно бормотал себе под нос.

— Таймер испортился, — сказал ему Бася. Если б его дыхание не стало почему-то срываться, он бы кричал.

— М-м-м? — Алекс провел пальцем по экрану, сменил график на таблицу и стал вводить в нее новые числа.

— Часы… орбитальный таймер сломался!

— Я как раз этим занимаюсь, — сказал Алекс. — Он не сломан.

— Он показывает пять дней!

— Да. — Алекс оторвался от работы, развернул кресло и взглянул на Басю. — Собирался тебе сказать.

Бася ощутил, как из него вытекают силы. Будь здесь гравитация, он бы свалился, не удержавшись на резиновых ногах.

— Он в порядке?

— Да. — Пилот снова вывел на экран графическое изображение. — Но этого следовало ожидать. Первоначальная оценка заряда батарей была неточна. Вилами по воде писана.

— Не понимаю… — В животе у Баси все сжалось в тугой комок. Если б он в течение последних двух дней не забывал есть, его бы наверняка стошнило.

— Первая прикидка основывалась на орбитальной дистанции, массе корабля и ожидаемом сроке службы батарей, — объяснял Алекс, указывая на соответствующие точки графика. Как будто это что-то объясняло. Как будто график что-то значил! — Когда реактор работает, о сокращении орбиты не думаешь. Любой из нас мог бы выбрать довольно устойчивую орбиту, но «Барб» должна была принимать челнок с рудой, вот и держалась пониже. На каждом рейсе получается небольшая экономия. И — прости, что я об этом говорю, — но «Барбапиккола» не корабль, а летающая груда дерьма. Она тяжелее, чем следует, и батареи расходуются быстрей. Отсюда и новые показатели.