Она не обиделась, доктор.

Это тоже было новое в ней, она теперь многое могла вытерпеть. Она только произнесла грустно, почти просяще:

– Ну что ты такое говоришь? Зачем?

Мне тут же стало стыдно, но она уже улыбнулась и забила мне рот поцелуями.

Не помню, как ушел тогда от нее.

С тех пор я ее больше не видел.

Доктор, вру, о, как бы мне хотелось, чтобы так все и получилось. С тех пор я ее больше не видел. Нет, видел, я ходил к ней еще долго, в какой-то момент мне позвонила Анна Олеговна, ее мать, судя по голосу, она не утратила прежней бодрости и все же сильно сдала. От нее я и узнал, что Марка, ее мужа, Наташкиного отца, которого ни Толик, ни Наташа ни разу не помянули, убили, давным-давно, видимо, конкуренты, изобразив несчастный случай, машина сбила его в собственном дворе – дело закрыли, но то было уже пережитое горе. Теперь Анна Олеговна была в тревоге, почти в отчаяньи из-за дочери, я даже пришел к ней в гости – в ту самую квартиру, дверь которой когда-то изрезал ножом. Самое удивительное, что магазин «Охотник» работал по-прежнему. Мы придумали великолепный план Наташиного спасения, который немедленно провалился – в итоге я просто начал пить с Наташей на пару. Все делалось хуже и хуже, она спивалась сознательно, откровенно, а я бежал за ней, что-то кричал и не мог сделать ничего. В конце концов я застал у нее кого-то еще, не самого его, но след – потертая мужская замшевая куртка висела на вешалке, забытая накануне, второй невымытый бокал стоял на столе. Мы поссорились, я первым пришел мириться, на следующий же день, не вынес, а через неделю застал очередного утешителя, на этот раз другого калибра. Такие не ходят в потертых куртках и не забывают их в чужих прихожих.

Я приехал на лифте, хотел подняться полпролета – лифт там останавливался между этажами, пошел к ее двери, дорогу мне перекрыл отделившийся от окна бритый амбал в ослепительно-белой рубашке, в черном плечистом пиджаке. Я попробовал обогнуть его, но услышал только краткое «нельзя». Очумев от такого нахальства, я попытался толкнуть его (толкни я бетонную стену, эффект был бы заметней), почти закричал: в чем дело? ты кто? «Служба охраны», – упал через паузу ответ. Послушай, служба охраны, там живет моя любимая девушка, она ждет меня… Он не ответил. Я замахнулся, но он поймал и сжал мою руку с нечеловеческой силой, кинул почти добродушно: «Без шансов. Твоя любимая девушка уже не твоя». А чья? Он не отозвался. «Того, кого ты, видать, стережешь? Да? Твоего босса?» Он смерил меня взглядом, словно размышляя, достоин ли я ответа, пожал плечами и процедил: «Допустим».

Я развернулся и вошел в по-прежнему стоявший в пролете лифт.

Не помню, как прожил еще полгода, потом женился. Семь лет я ждал, когда она расстанется со своим мужем, дождался… больше нечего было ждать. Я женился на Ирке, спящей красавице – так я ее звал. Моя жена любит спать днем, но может подремать и вечером, перед основным сном… хотя в остальном вполне.

Мы познакомились еще в журналистские времена. Она буквально вышла из тени. Я стоял и курил в тени огромного вяза, ровно посередине лета, в тесном дворике бывшей швейной фабрики, а теперь большой IT– шной компании, с которой мне предстояло вступить в довольно напряженное взаимодействие. Деловая газета, в которой я тогда трудился, отправила меня в этот большой город, разобраться в местном скандале, связанном с промышленным шпионажем и дырами в системе безопасности одной корпорации, компанию, в тенистом дворе которой я и курил, обвиняли в том, что она помогала крупным клиентам за корпорацией шпионить. Я не много понимал в системах безопасности и не сомневался: ничего-то мне здесь не расскажут, не объяснят. И чувствовал себя кисло, ждал какую-то Ирину Виноградову, программистку, которая должна была вернуться с обеда и ввести меня в курс дела. Рядом курила стайка из нескольких разновозрастных девушек, судя по разговору, бухгалтеров, грубоватых, бурно хохочущих и строивших мне глазки. Был душный жаркий день, во дворе у стены здания были свалены ржавые балки, в воздухе стояла пыль, ощущение неуюта усиливало слепящее солнце, от которого спрятаться можно было только в тени единственного на двор дерева, но в этом укрытии толпились бухгалтерши, я стоял на солнцепеке, глотал дым и страдал. Из тени, густо покрывавшей и один из внутренних подъездов кирпичного фабричного здания, выскользнула и метнулась ко мне длинноносая, сероглазая девушка.

– Вы Миша из Москвы? Я Ира.

Первое, что я подумал, увидев ее: бедная! Некрасивая до чего! Этот нос, тонкие губы, ну кто на такую поведется? Разве что ножки ничего.

В результате Ира помогла мне так, что неприятная командировка превратилась в мой личный триумф, материал мой кто только не цитировал – и все потому, что спокойная и трезвая Ира объяснила мне, к кому подойти, у кого лучше взять интервью, каков истинный расклад сил конкретно в этой компании и в городе и что, собственно, случилось – как обычно, все оказалось не совсем так, как представлялось из Москвы, но детали дела меня волновали все меньше, а вот Ира… Она оказалась милой, немного странной, знаете, такой тип хмуроватой отличницы из маткласса, одинокой и… дико полезной. Удивительно, через полчаса я перестал замечать, какой длины у нее нос, зато в глаза, наоборот, хотелось смотреть и смотреть, и иногда соскальзывать ниже! До гостиницы я в тот день так и не доехал.

Потом она призналась, что запала на меня с первой же встречи. Что никогда, никогда прежде не допускала до себя едва знакомых, да и никого почти не допускала, до меня у нее была только одна история, но тут… Ей понравилось, что я не надувался, не важничал, сказал все, как есть: ничего в ваших делах не понимаю, просвети, научи. Понравились моя беспомощность и ее нужность.