С этими словами она взяла из угла хлыст и одним-единственным, высоким, хотя и не слишком уверенным прыжком – словно барашек, – влетела в круг танцующих. Те сперва решили, что еще одна плясунья прибавилась, и действительно в первый миг почудилось, будто Фрида сейчас свой хлыст отбросит и пустится в пляс, но тут она его вскинула.

– Именем Дупля! – пронзительно крикнула она. – В стойло! Все в стойло!

В тот же миг все они в приступе непостижимого для К. страха заметались, теснясь в глубь залы, где под напором первого беглеца уже распахивалась дверь, дохнув волной ночной прохлады с улицы, и все разом сгинули, включая и Фриду, которая, очевидно, гнала их теперь по двору к воротам конюшни. В наступившей тишине К., однако, явственно услышал чьи-то шаги в прихожей. На всякий случай он кинулся к стойке, единственному месту, где можно укрыться: хотя находиться в буфетной ему вроде бы не запрещено, но, коли он собрался здесь ночевать, на глаза попадаться не след. Вот почему, едва дверь и вправду начала отворяться, он юркнул под прилавок. Конечно, быть обнаруженным в таком месте тоже небезопасно, однако на этот случай он придумал достаточно правдоподобную отговорку: дескать, спрятался от разбуянившегося мужичья.

Оказалось, это пришел хозяин трактира.

– Фрида! – позвал он и несколько раз прошелся взад-вперед по буфетной.

Фрида, по счастью, скоро вернулась, о К. не обмолвилась ни словом, только пожаловалась на слуг и, явно пытаясь отыскать К., прошла за стойку, где К. тотчас же дотронулся до ее ноги и с этой секунды почувствовал себя в совершенной безопасности. Поскольку Фрида о К. не упомянула, хозяин заговорил о нем сам.

– А землемер где? – спросил он. Он, похоже, вообще был человек вежливый и не без тонкости, обретенной, вероятно, в длительном и довольно непринужденном общении с лицами гораздо более высокого звания, чем он сам, однако с Фридой он обходился как-то особенно уважительно, это потому бросалось в глаза, что говорил он с ней все-таки как хозяин с наемной работницей, впрочем, работницей довольно кокетливой и дерзкой.

– Про землемера я напрочь забыла, – отвечала Фрида, ставя свою маленькую ножку К. прямо на грудь. – Давно ушел, наверно.

– Но я его не видел, – не успокаивался хозяин, – а я все время в прихожей был.

– Во всяком случае, здесь его нет, – холодно возразила Фрида.

– Может, спрятался где, – предположил хозяин. – Судя по виду, от него всякого можно ожидать.

– Да нет, на такое у него смелости не хватит, – заявила Фрида, еще сильнее наступая на К. ножкой. Вон, оказывается, сколько лихости и отчаянного озорства таится в этом тихом омуте, К. поначалу ничего такого даже и не заподозрил, но сейчас именно эта удаль возобладала и била уже через край, когда Фрида, внезапно рассмеявшись, со словами: – Может, он под стойкой спрятался? – склонилась к К., наскоро его чмокнула и, мгновенно вскочив, с притворным огорчением протянула: – Нет, здесь его нет.

Но и хозяин своими следующими словами изрядно К. удивил.

– Это, однако, весьма досадно, что я не знаю с определенностью, ушел он или нет. Тут не только в господине Дупле дело, дело в предписании. А предписание, милейшая Фрида, в равной мере распространяется и на меня, и на вас. За буфетную отвечаете вы, остальной дом я обыщу сам. Доброй ночи! И приятного отдыха!

Не успел он выйти из буфетной, как Фрида, выключив электричество, уже очутилась под стойкой, подле К.

– Миленький! Сладенький мой! – шептала она, но при этом к К. даже не притрагивалась: лежа на спине, раскинув руки, она, словно обессилев, млела от любви, и перед счастьем этой любви время казалось бесконечным, она не то вздыхала, не то тихо мурлыкала какую-то песенку. Потом испуганно встрепенулась, заметив, что К. по-прежнему безмолвно погружен в свои мысли, и стала как-то по-детски его теребить: – Скорей же, тут внизу и задохнуться недолго!

Они обнялись, ее маленькое тело горело у К. в руках, в жарком беспамятстве, от которого К. все время, но тщетно силился очнуться, они перекатились по полу, с глухим стуком уткнулись в дверь Дупля и там замерли, среди лужиц пива и трактирного сора. Так проходили часы, часы слитного дыхания, слитного биения сердец, часы, когда К. ни на миг не оставляло чувство, будто он заблудился или так далеко забрел на чужбину, как до него ни один человек не забредал, на чужбину, где даже в воздухе ни частицы родины не сыскать и от чуждости неминуемо суждено задохнуться, где тебе, прельщенному вздорными и пустыми соблазнами чужбины, остается только одно – идти и идти вперед, заблуждаясь все больше, теряясь вдали все безнадежней. Вот почему, по крайней мере в первый миг, его не испугало, а скорее показалось спасительным проблеском избавления, когда из комнаты Дупля низкий, властный и равнодушный голос позвал Фриду.

– Фрида, – шепнул К. Фриде на ухо, как бы передавая ей этот зов. В порыве едва ли не врожденного послушания Фрида чуть было не вскочила, но потом опомнилась, увидев, где она и с кем, потянулась, тихо засмеялась и сказала:

– Да неужто я к нему пойду? Да в жизни я к нему не пойду!

К. попытался возразить, хотел поторопить ее пойти к Дуплю, порывался собрать обрывки ее разодранной блузки, но не мог сказать ни слова, слишком он был счастлив держать Фриду в объятиях, так счастлив, что даже страшно, ибо ему казалось: уйди сейчас от него Фрида – и вместе с ней уйдет все, чем он богат. И словно ощутив эту поддержку К., Фрида, сжав кулачок, забарабанила в дверь и крикнула:

– Я с землемером! С землемером я!

В комнате Дупля все стихло. Только теперь К. поднялся и, стоя подле Фриды на коленях, стал тревожно озираться в смутном предрассветном полумраке. Это что же такое произошло? Где теперь все его надежды? Чего ему ждать от Фриды после такого предательства? Вместо того чтобы продвигаться вперед, соблюдая предельную осторожность, как того требуют мощь врага и величие цели, он целую ночь валяется в пивных лужах, от которых сейчас, под утро, еще и вонь несусветная.

– Что ты натворила? – пробормотал он себе под нос. – Мы оба пропали.

– Нет, – возразила Фрида. – Пропала только я, зато и нашла, у меня теперь есть ты. Да успокойся ты. Смотри, вон как те двое смеются.

– Кто? – не понял К. и обернулся.

На стойке сидели его помощники, оба-два тут как тут, немного заспанные, но радостные – это была радость людей, честно исполняющих свой долг.

– Что вам здесь надо? – набросился на них К., словно именно они во всем виноваты, и уже искал глазами хлыст, что вчера вечером был в руках у Фриды.