Шрифт:
– Эта женщина в лесу – его жена. И он не умер! Он, представь себе, живой! И связался с клиникой, оплатил твое лечение. Написал, что чувствует себя виноватым во всей этой истории. А теперь они все вместе. Меркури и его семья.
Она молчала.
– У тебя что-то болит?
Она пожала плечами.
– А у меня, знаешь, что произошло? Пять дней выпало! Точнее, они были, но я совершенно ни минуты из них не помню! Костик – его сын! Он все-таки вылечился той ночью! Это мы сделали!
– Я знаю, – устало сказала Она, отчего Семеныч тут же пораженно смолк.
Он повернул Ее за подбородок к себе и внимательно заглянул в глаза.
Она равнодушно и спокойно отбросила его руки:
– У меня болит голова, и я чертовски устала. Хочется выпить горячего чаю. Мне все это малоинтересно.
– Что произошло с тобой? – безнадежно спросил Семеныч, понимая, что если Она не захочет, то ни за что не расскажет.
– Я не хочу больше ни о чем вспоминать. Мне наплевать на этого Меркури, и вообще на все. Отвези меня в супермаркет и уезжай домой. Время за полночь. И если ты хоть слово еще скажешь о том, чего я слышать и вспоминать не хочу, я выпрыгну из машины.
Семеныч мгновенно заблокировал двери.
– Да что с тобой?!
– Ничего, – сглотнула Она, отвернувшись. Она ждала совершенно не такой встречи, и не тех слов. Но Семеныч и не подумал сказать того, что чувствует. Ему это казалось совершенно естественным: они снова вместе, а вокруг происходит столько событий, что сама жизнь кажется не совсем реальной. Семеныч путался в мыслях: беспокоился за Ее здоровье; его тревожило то, что с Ней случилось; он снова любил Ее и боялся прикоснуться к Ней, чтобы не причинить боль – и все это одновременно. Но сказать об этом ему не пришло в голову. Вместо этого Она была вынуждена слушать о мистере Меркури и его семье, из-за которых безвинно пострадала. К тому же эти чудовищные дни взаперти, на грани жизни и смерти, пока еще давлели над Нею, смешав чувства, сознание и разум. Их Она посчитала наказанием свыше за свою не слишком благочестивую и правильную жизнь. Ворочать их в памяти, равно как и события, приводящие к этим дням, Она не собиралась.
В супермаркете Семеныч шел за Ней. Бездумно смотрел, как Она выбирает продукты и бросает их в корзину, и леденящий страх прошлого и будущего пронзал его с ног до головы. Семеныча выдавливало, выжимало из себя настоящее время, бросая в неясное прошлое и неизвестное будущее.
– Домой? – внезапно прошептала Она, когда Семеныч включил зажигание и накидывал на себя ремень безопасности. Столько боли, столько любви, тоски и надежды было в этом слове, что Семеныча обожгло до самых костей.
Он повернулся к Ней и невольно потянулся к Ее лицу, к бледным губам…
Звонок по телефону разорвал щемящую тишину.
– Алло? – ответил Семеныч на звонок шефа.
– Ситуация. Главный инженер умер, позвонили его домашние. Рассказали, что он ни с того, ни с сего упал, начались судороги… – Семеныч слушал и вспоминал, как застал инженера в номере отеля, как руки проходили сквозь тело, касаясь ковра, а потом тот исчез; как Она стояла рядом, хотя находилась совершенно в другом месте. Семеныч сейчас понял: в тот момент он проник через время то ли в будущее, то ли в мир мертвых. «Но что там делала Она?» Виски Семеныча запылали от напряжения. Он посмотрел на Нее, которая спокойно вскрыла упаковку с таблетками и потянулась за бутылочкой воды на заднее сиденье. – Билеты свободные есть, но некому больше ехать. Письмо пришло от крупной компании. Тендер сорвался, и они выслали нам срочное приглашение на встречу. Я ребят послал, они в три вылетают, а инженер должен был вылететь с утра. Я не хотел тебя трогать, ты эти дни сам не свой ходил, но тут безвыходная ситуация. Следующий рейс в шесть. Документы и презентации скину на почту, ознакомишься в дороге. На день-два.
Семеныч держал в руках телефон и смотрел на часы:
«Час ночи. До аэропорта час. Паспорт у меня с собой. Домой заезжать не буду».
– Мне… – начал он, глядя, как Она запивает таблетку. Ее пересохшие губы потянулись к бутылочке. Семеныч всегда смеялся над тем, как Она пьет. Она пила, как маленький ребенок, полностью обхватывая горлышко губами. Семеныч прервался, замолчав на секунду, и неожиданно выпалил: – Поедешь со мной сейчас?
Тишина.
Три судорожных глотка воды.
Она перевела дыхание.
Зажала бутылочку между колен и правой рукой завинтила крышку.
Семеныч почувствовал, что если Она сейчас его оставит, то он умрет.
– Да, – буркнула Она.
– Все взяла? Паспорт, телефон? – Семеныч ждал Ее в машине.
– Угу, – Она счастливо кивнула.
– Поехали, – Семеныч выворачивал на дорогу. – И каким образом Костя оказался его сыном? Ну не бывает таких совпа…
– А-а-а! – завизжала Она, зажав уши. И, не отнимая ладоней, стала кричать: – Я не хочу ничего об этом слышать! Я умоляю тебя! Я прошу тебя! Я тебя заклинаю!!! Я ни слова ни о ком слышать не хочу. Ни сейчас! Ни потом! Никогда!!! Я не хочу ничего обсуждать и вспоминать! Я умру, если все это не сотрется из моей памяти!!! Никогда не напоминай мне ни о чем!
– Эй! – Семеныч оторвал Ее ладонь от уха. – Я говорю, что люблю тебя.
– И я, – мгновенно стихла Она, перекинула ремень безопасности через себя и привычно взялась за безымянный палец правой руки Семеныча, которая лежала на рычаге переключения скоростей.
Как Катенок.
Эпилог
«Жизнь не может продолжаться без любви. И после смерти тоже. Жизнь и после смерти продолжается. Только там она не такая, как здесь. Она другая. Но есть одно общее в жизни до смерти и в жизни после смерти. Любовь. Только любовь соединяет жизни, потому что именно любовь и является жизнью», – лежа на постели, Она вертела в руках айфон и читала получившееся сообщение. Семеныча в номере не было: он уехал утром. Проснувшись, звонить Она не стала, чтобы не отвлекать Семеныча от деловой встречи. А сообщение решила написать, но айфон сам стал выдавать слова-подсказки. Мало того, он ставил сам и знаки препинания. Она трогала пальцем слово, за ним снова появлялась подсказка, и в итоге вышел связный текст.