Запах цветов был похож на сливовое вино – такой же сладкий и так же пьянил. Мия шла наверх, а справа и слева волновалось море. Синее в брызгах аметиста.

У самой вершины над дорогой нависали врата-тории, словно отмечая место, где начиналась власть иных сил.

Мия вспомнила тории в Дзигоку, которые она вместе с другими майко так неосторожно распахнула во время гадания. С внезапно нахлынувшей робостью девушка подошла к воротам и поклонилась духам этого места, испрашивая дозволения войти.

Тихий шелест флоксов, похожий на вздох, был ей ответом. Мия решила, что это добрый знак.

Она поднялась на выложенную камнем площадку, медленно подошла к краю и встала, любуясь на сотворенное природой и богами чудо.

Ирреальная красота и полное безлюдье вокруг делали это место сакральным. Мия застыла, впитывая в себя залитый солнцем холм и цветочное море внизу. Сладкий аромат флоксов оседал на губах. Порхали бабочки – крупные, с бархатистыми крыльями, окрашенными в оттенки вишни и пурпура, они тоже казались цветами, внезапно обретшими дар полета. Пели сверчки.

– Нравится? – раздался за спиной знакомый низкий голос.

Мия вздрогнула и медленно обернулась.

Он стоял у врат тории и смотрел на нее с непонятным выражением лица.

Ей приходилось видеть Акио Такухати разгневанным и довольным, скорбящим и собранным, надменным и вожделеющим. Но таким она его не видела никогда.

– Очень, – тихо ответила Мия. – Холм прекрасен, как и сам Эссо.

– По преданию, здесь была битва. – Он медленно подошел. – Мой предок, Такэхая, бился с предком императоров Риндзином. Такэхая принял облик гигантского белого беркута, а Риндзин обернулся драконом. Они сражались три дня и три ночи. Пролившаяся кровь стала цветами. Раз в год, в годовщину битвы холм цветет, чтобы напомнить о ней.

– За что они бились? – тихо спросила Мия.

– За право владеть этой землей. На северные острова, где правили мои предки, сошли льды. Людям Такэхая нечего было есть. Они сели на лодки и приплыли сюда.

– Ваш предок победил?

Такухати покачал головой.

– Он проиграл. Был изранен и попросил добить его. Но император-дракон впечатлился доблестью побежденного. Он сказал, что отдаст эту землю, если Такэхая принесет вассальную клятву за себя и весь свой род…

Холодный и резкий голос даймё разносился над холмом. Мия слушала, как Акио скупо и просто рассказывает о событиях невообразимой, легендарной древности, и верила каждому слову.

– Такухати всегда держат свое слово. На протяжении веков Эссо был верен императорской власти. «Цепные псы Риндзин» – так нас называли, пока предательство Ясукаты не прервало династию.

– Ой, об этом нельзя говорить. Сёгун…

Даймё скривился и очень выразительно пояснил, где видел сёгуна вместе с тайной службой. Мия, успевшая за время жизни в «квартале ив и цветов» узнать значения некоторых слов, почувствовала, как у нее начинают гореть уши.

Какой странный получился разговор. Она десятки раз представляла, какой будет их встреча, что сделает и скажет. Но никогда и подумать не могла, что Такухати заведет речь о политике.

Девушка ощутила, что даймё смотрит на нее, повернулась, чтобы встретить его взгляд, и вдруг невесть отчего покраснела.

Акио разглядывал ее все с тем же странным выражением на лице и молчал.

И Мия тоже молчала, не зная, что сказать. Тишина перестала быть уютной, в ней ощущалось напряжение, предвестие грозы…

Что можно сказать человеку, который был твоим первым мужчиной? Которого ты прилюдно унизила, от которого получила ответное унижение?

И который спас тебе жизнь.

Чтобы говорить и быть услышанной, нужно сперва оставить обиды в прошлом.

Мия почтительно и церемонно поклонилась:

– Господин Такухати, я виновата перед вами. Я глубоко сожалею, что оскорбила вас отказом. Простите меня. Клянусь, что, если бы вы сперва поговорили со мной, я предупредила бы вас о своем нежелании становиться вашей наложницей.

Он тяжело выдохнул сквозь стиснутые зубы:

– Не хочешь быть моей, Мия?

– Не хочу принадлежать мужчине, для которого я всего лишь шлюха.

Теперь на лице Акио отразилась боль. Он отвел глаза.

– Я был не прав, – тяжело и медленно выговорил даймё. – Если сможешь, то… Нет, не так… – Он помолчал, а потом поднял на нее взгляд и выговорил, словно шагая в бездонную пропасть: – Я прошу, прости меня.

По лицу даймё было видно, как тяжело ему было произнести это.

– Вы?! Меня?

Он кивнул.

Десятки раз Мия представляла себе этот разговор, но никогда в самых смелых фантазиях не мечтала о подобном.

Реальность дала трещину. Высокорожденный самурай, один из первых по знатности людей в стране просил прощения у беглой гейши. Разве это может быть правдой? Раньше Дзигоку замерзнет, чем Акио Такухати с его властностью и гордостью попросит прощения.