Насколько я знаю, только в 1950 г. стало известно, что у млекопитающих – а именно, у грызунов – тоже существуют гигантские семьи, которые ведут себя так же. Это важное открытие сделали независимо друг от друга и почти одновременно Ф. Штейнигер и И. Эйбль-Эйбесфельдт, первый при изучении серых крыс, второй – домовых мышей.

Эйбль, тогда еще работавший у Отто Кёнига на биологической станции Вильгельминенберг, в высшей степени последовательно придерживался здравого принципа: жить в возможно более близком контакте с изучаемыми животными. Поэтому он не только не преследовал мышей, живших на свободе в его бараке, но регулярно кормил их и вскоре настолько приручил своим спокойствием и осторожностью, что мог беспрепятственно наблюдать за ними в непосредственной близости. Как-то раз случайно открылась дверца большой клетки, в которой Эйбль держал целый выводок крупных темных лабораторных мышей, довольно близких к диким. Когда эти животные отважились выбраться из клетки и забегали по комнате, местные дикие мыши тотчас же напали на них с поистине беспримерной яростью, и лишь после тяжелой борьбы им удалось вернуться под надежную защиту своей прежней тюрьмы, которую они затем успешно обороняли против пытавшихся туда ворваться диких мышей.

Штейнигер помещал серых крыс, пойманных в разных местах, всех вместе в просторный вольер, где для них создавались вполне естественные условия. Сначала отдельные животные, казалось, боялись друг друга. Настроения нападать у них не было. Тем не менее бывали серьезные стычки, когда животные случайно встречались, особенно если двух из них гнали вдоль ограды навстречу друг другу, так что они сталкивались на довольно большой скорости. По-настоящему агрессивными они становились только тогда, когда начинали привыкать друг к другу и завладевать участками. В это же время начинали образовываться пары из незнакомых друг с другом крыс, взятых из разных мест. Если одновременно возникало несколько пар, то следовавшие за этим схватки могли продолжаться очень долго; если же одна пара образовывалась с некоторым опережением, то тирания соединенных сил обоих супругов настолько подавляла несчастных соседей по вольеру, что дальнейшее образование пар становилось невозможным. Одинокие крысы очевидным образом понижались в ранге, и отныне пара преследовала их беспрерывно. Даже в загоне площадью 64 квадратных метра такой паре, как правило, было достаточно двух-трех недель, чтобы прикончить всех остальных обитателей, т.е. 10-15 сильных взрослых крыс.

Самец и самка победоносной пары были одинаково жестоки к побежденным собратьям по виду, хотя было очевидно, что самец предпочитает терзать самцов, а самка – самок. Побежденные крысы почти не защищались, отчаянно пытались убежать и, доведенные до крайности, бросались туда, где крысам редко удается найти спасение, – вверх. В местах прежнего обилия крыс Штейнигер снова и снова видел израненных, измученных животных, которые среди бела дня сидели на открытом месте, высоко на кустах или на деревцах – явно неприкаянные, бездомные создания. Раны у них были по большей части на задней части спины и на хвосте – там, куда преследователь может укусить убегающего. Они редко умирали легкой смертью от внезапного глубокого ранения или сильной потери крови; чаще смерть наступала вследствие сепсиса, особенно от укусов, повреждавших брюшину. Но больше всего животных погибало от общего истощения и нервного перенапряжения, приводившего к нарушению функции надпочечников.

Особенно действенный и коварный метод умерщвления собратьев по виду Штейнигер наблюдал у некоторых самок, превратившихся в настоящих профессиональных убийц. «Они медленно подкрадываются, – пишет он, – затем внезапно прыгают и наносят ничего не подозревающей жертве, которая, например, ест у кормушки, укус в шею сбоку, очень часто задевающий сонную артерию. По большей части схватка длится считанные секунды. Чаще всего смертельно укушенное животное погибает от обширных внутренних кровоизлияний, которые обнаруживаются под кожей или в полостях тела».

Наблюдая кровавые трагедии, приводящие в конце концов к тому, что оставшаяся пара крыс овладевает всем вольером, трудно ожидать развития такого сообщества, которое сразу же, очень скоро образуется из потомков победоносных убийц. Миролюбие и даже нежность, с которыми у млекопитающих матери относятся к своим детям, у крыс свойственны не только отцам, но и дедушкам, а также всем дядюшкам, тетушкам, двоюродным бабушкам и дедушкам и т.д. и т.п. – не знаю, до какой степени родства. Матери кладут все свои выводки в одно и то же гнездо и, cкорее всего, заботится не только о собственных детях. Серьезных схваток внутри этой большой семьи не бывает никогда, даже если в ней насчитываются десятки животных. Даже в волчьих стаях, члены которых обычно так учтивы друг с другом, звери высшего ранга едят общую добычу первыми; в крысиной стае рангового порядка не существует. Стая сплоченно нападает на крупную добычу, и более сильные ее члены вносят больший вклад в победу. Но при еде – я дословно цитирую Штейнигера – «меньшие ведут себя бесцеремонно, а бОльшие добровольно подбирают объедки меньших. Точно так же и при размножении животные, выросшие лишь наполовину или на три четверти, во всех отношениях более резвые, имеют преимущество перед взрослыми. Они пользуются всеми правами, и даже сильнейшие из старших эти права не оспаривают».

Внутри стаи не бывает серьезной борьбы, самое большее мелкие трения, которые разрешаются ударами передней лапки или наступанием задней, но укусами – никогда. Внутри стаи не существует также индивидуальной дистанции; напротив, крысы – «контактные животные» в смысле Гедигера: они охотно касаются друг друга. Церемония проявления дружелюбной готовности к контакту состоит в так называемом подползании – преимущественно у более молодых животных, в то время как у более крупных симпатия к меньшим чаще выражается наползанием. Интересно, что чрезмерная назойливость в таких проявлениях дружбы – самая частая причина безобидных ссор внутри большой семьи. Особенно часто случается, что старшему животному, занятому едой, чересчур надоедает младшее своим подползанием или наползанием, и старшее обороняется: бьет передней лапкой или наступает задней. Ревность или жадность при еде почти никогда не бывают причинами таких действий.

Внутри стаи быстро распространяются сообщения – посредством передачи настроений. Кроме того, что всего важнее, приобретенный опыт сохраняется и передается путем традиции. Если крысы находят новую, до тех пор незнакомую им пищу, то, по наблюдениям Штейнигера, в большинстве случаев первое животное, нашедшее ее, решает, будет ли семья ее есть. «Стоит лишь нескольким животным из стаи наткнуться на приманку и не взять ее, и ни один из членов стаи к ней больше не подойдет. Если первые не берут отравленную приманку, они метят ее мочой или калом. Помет на отвергнутой отравленной приманке часто можно обнаружить даже в таких местах, где испражняться крайне неудобно – например, если приманка оставлена высоко над землей». Но вот что всего поразительнее: знание об опасности той или иной приманки передается из поколения в поколение и надолго переживает тех индивидуумов, которые столкнулись с неприятными переживаниями. Успешно бороться с серой крысой – наиболее преуспевшим биологическим противником человека – особенно трудно прежде всего потому, что крыса пользуется средствами, в принципе подобными человеческим: передачей опыта путем традиции и распространением его внутри тесно сплоченного сообщества.

Серьезная грызня между крысами, принадлежащими к одной большой семье, возникает лишь в одном-единственном случае, очень интересном в разных отношениях: когда к ним попадает чужая крыса, пробуждающая внутривидовую и внутрисемейную агрессивность. То, что вытворяют крысы, когда на их участок забредает или подсаживается экспериментатором член чужого крысиного клана – это одно из самых впечатляющих, самых ужасных и самых отвратительных зрелищ, какие можно наблюдать у животных. Минуту, а то и дольше, чужая крыса может бегать, не подозревая об ожидающей ее страшной участи, а местные могут столь же долго заниматься своими обычными делами, – до тех пор, пока, наконец, чужак не приблизится к одной из них настолько, что та учует его запах. Тогда она вздрагивает, как от электрошока, и в одно мгновение всю колонию охватывает тревога – благодаря передаче настроения, которая у серых крыс осуществляется только выразительными движениями, а у черных еще и резким, сатанински-пронзительным криком, который подхватывают все, кто его слышит. С вылезшими из орбит глазами, с поднявшейся дыбом шерстью крысы начинают охоту на крысу. Они приходят в такую ярость, что если две их них натыкаются друг на друга, то сначала на всякий случай ожесточенно кусаются. «Они сражаются таким образом в течение трех – пяти секунд, – сообщает Штейнигер, – затем основательно обнюхивают друг друга, сильно вытянув шеи, и мирно расходятся. В день травли чужой крысы все члены стаи раздражены и недоверчивы». Очевидно, таким образом, что члены крысиного клана узнают друг друга не лично, как, скажем, галки, гуси или обезьяны, а по общему запаху - точно так же, как пчелы и другие общественные насекомые.