– Ко мне? – Она чуть опешила. – За что?

– Вопросы, я сказал, не претензии покуда. Вот этого числа вот эти люди могли заселиться в гостиницу. – Я показал ей список. – На два дня. Проверьте, будьте так любезны.

– А что они натворили? – тетка насторожилась.

– Бандиты это. Убийцы. Так что давайте регистрацию постояльцев проверим.

Гостиница городская, так что тут правила должны быть железные. Но тетка смутилась. Сильно.

– Что? – спросил я.

– Не было у нас таких. – Та вдруг чуть не рявкнула. – Не заезжали.

Понятно. Так заселила, просто денег взяла. Но сейчас упрется, если с ней спорить начать. Так что я просто сказал:

– Как хотите. Дальше будете объяснять понятно кому, да? Свидетели есть их заселения, я сюда не просто так пришел. А учитывая, что это особо опасные преступники, на этом можете с работой прощаться. Всего хорошего, – я развернулся и пошел к выходу.

Окликнет или нет?

Окликнула.

– Сергей Павлович!

Ты гля, запомнила даже отчество с удостоверения, даром что мельком глянула. Если она их помнит, то может и полезной оказаться.

– Что? – обернулся я.

– Потерялся у нас старый журнал регистрации, – тетка зачастила, – но я их вспомнила, вот прямо сейчас вспомнила.

– Да? – переспросил я недоверчиво. – Вы уверены?

– Совсем уверена, с места мне не сойти!

Я вернулся к стойке.

– Вас как зовут?

– Тамарой. Тамара Сергеевна, Поляшова. Можно Томой звать.

– Тамара Сергеевна, вы без регистрации заселили особо опасных преступников, – проигнорировал я предложение перейти на дружеский стиль общения. – Деньги положили себе в карман. Тихо! – Я поднял руку, прервав ее, когда она собралась возразить. – Но я хозяйственными делами не занимаюсь, так что вам лучше дать самые подробные показания. Постарайтесь.

– Не брала я денег, – сказала она упрямо. – В кассу положила. А журнал потерялся.

– Вы к делу давайте.

– Было такое, заехали. Шестеро. И вот эти двое были, – она ткнула пальцем в портреты.

– Главного как у них звали?

– Прокопом они его звали. Как в книгу записала, не помню, – добавила она на всякий случай. – А так все Прокоп и Прокоп.

– Руки в татуировках, около пятидесяти лет, сломанный нос и шрам в углу рта?

– Он! Он самый. Еще молодой был, рыжий, уши такие смешные, круглые, торчком, они его Чебуром звали. Вот он и вот этот, – она показала на портрет Шиги, – у них вроде как младшие были, их везде гоняли, подай-принеси. Еще один был черненький такой, вроде кавказца, худой, маленького роста, шустрый, звали Саидом. У него еще родинка вот тут большая, – она ткнула ногтем себе в толстую щеку. – Нет, вот тут, – другой ноготь теперь ткнул в щеку противоположную. – И последний… – Она задумалась. – Последний был высокий, здоровый, видный такой мужчина. Прапором они его звали. Точно, Прапором.

– Опишите его.

– Ну, высокий такой, видный, вежливый даже. Волосы светлые, так вот набок зачесаны, – она рукой показала. – Нос… крупный такой нос. Прямой, но крупный. Голос сильно хриплый, да, как простуженный. Да, мизинца на левой руке нет. Не совсем, а половинка осталась.

– Татуировки?

– Нет, никаких татуировок. Ну, где их видно.

– Что они делали?

– Пили в ресторане все время. А так не буянили, не мешали никому, тихо себя вели. Так пьяными и съехали.

– К платформе как они двинули? Пешком? Подвез кто-то?

– Повар наш их отвез, Коля. На «рафике». Заплатили ему.

– А Коля здесь сейчас?

– Позову, – с готовностью подкинулась она с кресла.

– Да я сам с ним поговорю, – остановил я ее. – Вы мне вот что скажите: они с кем-то из местных общались?

– Если в ресторане только, а так все сами.

– А в ресторане с кем могли?

– Не скажу, не знаю. Сюда каждый день одни и те же ходят, поэтому не запомнишь.

– Я понял. Пойду с вашим поваром поговорю. Спасибо за помощь.

– Пожалуйста, – Тамара Сергеевна испустила вздох откровенного облегчения, хоть я ей пока ничего не обещал.

Ресторан был… вот как и гостиница, такой типичный провинциальный ресторан. Но на столах скатерти и даже салфетки в полосатых пластиковых стаканчиках. На стенах картины, все больше пейзажи, наверняка из краеведческого музея какого-то вывезли, потому что все больше средняя полоса изображена, церкви на фоне леса и все такое. На потолке знакомые по старым временам люстры из пластика «под хрусталь». А вот стаканы и бокалы хрустальные, чешские, я такие помню, дефицитом были, признаком благосостояния, можно сказать. Пахло жареным мясом. Заняты три столика. За двумя небольшие компании, причем одна с женщинами, за третьим один мужчина с газетой сидит, пиво пьет. Радио включено, играет музыка какая-то.

Что не совсем типично – барная стойка, причем явный новодел, больно уж не в стиль. За ней на высоком табурете сидит то ли бармен, то ли официант – средних лет мужик в белой рубашке и даже с бабочкой. Он вскользь посмотрел на меня и снова уставился в окно. Не знаю, что он там увидел, потому что окно почти полностью кусты сирени закрывают. Навстречу мне вскакивать не стал, не счел клиентом, наверное, по одежке встретил. Ну да, на мне офицерские брюки в сапоги и брезентовая куртка, а купечество местное, как я посмотрю, сплошь в «новоделе», в костюмах индпошива, так сказать. Ткань, кстати, сейчас чуть не самый ценный товар из всех, что мародерам находить доводится.