Шрифт:
– Но что же ты видишь?… Что?!
– Сегодня вся планета видна особенно ярко и отчетливо. Полярные шапки хорошо заметны. Видны очертания Маре Тиррениум, в них нет ничего нового, но вот ниже…
– Пустыня Эфиопис?
– Да, это пустыня Эфиопис. Нынче она кажется бледно-розового цвета. На ней я вижу нечто странное…
– Говори же! Говори!
– Какое-то резко обозначенное пятно, необычайно правильной формы. Узкая и тонкая линия. Она кажется совершенно черной. Насколько мне известно, этого никогда и никто не наблюдал…
– Это все? Больше ты ничего не видишь?
– Постой! Постой! Нет, не все. Если присмотреться, то эта черная линия пересекается двумя другими. Как бы крестом, но другого цвета. Я бы сказал, он красный…
– Довольно! Я видел то же самое. Пусти!
Ли Сяо-ши снова занял свое место у окуляра и продолжал, отрывисто бросая слова, как команду:
– Надо наблюдать!… Я останусь здесь на всю ночь… Принимайся за съемку… Применяй поочередно красные, синие и зеленые светофильтры… Я тоже буду снимать…
Чжан бросился к своему инструменту.
Когда зеленый проблеск рассвета сменил черноту ночи, а утренний туман окутал вершины гор, усталые и совершенно застывшие от холода наблюдатели покинули башни.
Рассвет в горах наступает так же быстро, как и ночная тьма. Первые лучи солнца брызнули из-за острых зубцов Тангла, синевших в тумане, и загорелись оранжевым пламенем на ледниках Пунг-Бугу. Именно в это мгновение Ли Сяо-ши открыл дверь и вышел наружу, прикрывая лицо от ледяного дыхания ветра. Ученый не мог удержаться от возгласа восхищения, глядя на окрестные горы, лиловую темноту спящих долин и розовые клочья тумана, плывущего над ущельями.
Чтобы размяться и согреться, Ли Сяо-ши сначала поплясал на месте, а затем, увидев выходящего из соседней башни Чжан Ван-фу, закричал ему:
– Бежим, Чжан! Скорее!
И они взапуски побежали по тропинке туда, где из трубы жилого домика уже поднимался к небу столб дыма, обещая вкусный завтрак.
После жестокого мороза так приятно было скинуть с плеч тяжелые меховые одежды, снять унты и протянуть озябшие руки и ноги к теплой печке.
На темном, покрытом глубокими морщинами лице Су Си-не, в обязанности которого входило приготовление пищи, при виде уставших и голодных астрономов появилась широкая улыбка.
– Кушать! Кушать! Завтрак готов, - приветливо произнес он высоким фальцетом.
– Постой, дружище, - ответил Ли Сяо-ши.
– Сперва умоемся, потом наскоро закусим - и за работу…
– Зачем наскоро? Завтрак хороший! Пельмени приготовил. Спешить не надо. Кушать надо!
– обиделся старик.
– Некогда, милый, некогда. Очень спешное дело!
– пояснил Чжан и скрылся за дверями ванной комнаты.
В столовой на столе уже стояла миска с настоящими китайскими пельменями - предметом профессиональной гордости старого Су Си-не - и кофейник с крепчайшим черным кофе.
– А где же Ким?
– спросил Ли Сяо-ши.
– Он еще не приходил, - ответил Су, - как ушел вчера, так до сих пор и нет. Совсем заработался.
Друзья переглянулись.
– Очевидно, Ким тоже заметил что-нибудь, - произнес Чжан Ван-фу.
– Интересно! Надо все же его повидать.
– Я позвоню.
Чжан Ван-фу набрал номер внутреннего телефона.
– Я слушаю, - ответил мужской голос.
– На столе блюдо горячих пельменей. Су Си-не очень сердится: они могут остыть.
– Сейчас приду, уже кончаю!
Через несколько минут появился Ким Ван Гир - молодой корейский инженер-радист. Как и астрономы, он казался крайне утомленным, но глаза его горели веселыми огоньками.
– Ну, говори!
– встретил его Ли Сяо-ши.
– На этот раз сигналы звучали совершенно отчетливо…
– Какие сигналы?
– Вот уже третью ночь наш радиотелескоп принимает непонятные сигналы. Я никак не мог определить направление, откуда они приходят, поэтому ничего не говорил вам. Провозился два дня. Только вчера удалось так перестроить приемник, чтобы он отфильтровал эти излучения от других шумов.
– Ну и что же?
– Ли Сяо-ши заметно оживился.
– Оказалось, во-первых, что мы принимали волны длиной двадцать четыре целых и восемь десятых метра, несомненно, излучаемые планетой Марс. Тут нет никакой новости, разумеется. А во-вторых, мне удалось принять и выделить, так сказать, в чистом виде ультракороткие волны порядка три и семь десятых миллиметра, поступающие из той же точки пространства.
– С Марса?
– Конечно! Направление этих волн не оставляет ни малейшего сомнения. Но самое интересное не в этом. Вы представляете мое волнение, когда выяснилось, что излучение в этом диапазоне происходит неравномерно, то есть имеет явно не тепловую природу!