— Кошмар, — прошептала я.

«Обычное дело, порошок безвреден» — написал Гобби. После добавил: «Я первый, ты осторожно за мной, если никого не будет. Ищи любые артефакты».

И он беззвучно выскользнул из прохода, остановился, огляделся, дал мне знак оставаться там, где я есть, и исчез. Через несколько томительных секунд я услышала звук закрываемого замка, после Гобби вернулся и позвал меня. Осторожно выйдя, притворила дверь. Огляделась — помпезность помещения не вызывала никаких сомнений, что здесь живет весьма высокопоставленный придворный. Позолота, вычурная мебель в золотую полоску, тяжелые золотые гардины и портьеры, столики, вазочки, вазы, статуэтки, фарфоровые фигурки, свечи в золоченных подсвечниках, камешки в вазочках, камешки на столиках, полудрагоценные камни в композициях в прозрачных округлых вазах, бусы, бусы на столах, гардинах, диванах и креслах как составной элемент декора… Только в этой, явно предназначенной для приема гостей комнате, были тысячи предметов. Тысячи. Осмотреть все это представлялось практически невозможным. Гобби явно тоже так думал, и потому стоял, растерянно озираясь.

Потом мы, миновав гостиную шута, прошли столовую, кабинет и вошли в его спальню — здесь было даже хуже, чем в гостиной. Заставленным различными статуэтками, фигурками, поделками и прочим оказалось практически все пространство кроме постели. В некоторых местах композиции из статуэток и украшавших их бус располагались даже на полу. У меня возник только один вопрос — этот человек нормален?

Гобби подошел ко мне и написал в своем блокноте: «Хитро. Крайне. Масса данных статуэток из поместий магов Хешисаи, они все должны давать слабый магический фон, на фоне которого можно проворачивать многое. И многое скрыть».

Это было правдой. Во-первых, здесь действительно большинство предметов фонило, причем так, что вычленить какое-то одно колебание было достаточно сложно, а… о том что, во-вторых, я не успела додумать — раздался звук проворачиваемого ключа и мы с Гобби замерли. Точнее замерла я, а вот мое умненькое умертвие среагировало мгновенно — подтолкнув меня к кровати. После приподняло покрывало, волнами спускающееся до пола, и указало под кровать.

Еще никогда я ни под чьей кроватью не пряталась. И было очень страшно, что могут застукать здесь, лично я даже не представляю, как будем выкручиваться в случае чего, но… Присобрав юбку, я юркнула под кровать, Гобби за мной, осторожно опустив покрывало так, чтобы оставалась маленькая щелка над полом. Через мгновение в эту щелку мы могли наблюдать торопливо вошедшего в свою спальню мэнера Уткоме.

Королевский шут был встревожен, и едва вошел, начал мерить спальню нервными дерганными шагами. Затем остановился. Послышался его то ли вздох, то ли всхлип, а быть может это было и тем и другим одновременно, после чего он приблизился к кучке ракушек, живописной горкой сложенных в углу, достал нижнюю, каким-то немыслимым образом совершенно не потревожив всю конструкцию, встал на колени, снял перчатки с изрезанных рук, достал нож… Миг, и коротко сверкнув лезвие воткнулось в его ладонь, вероятно даже в один из шрамов, и выступившая кровь потекла на ракушку.

Секунда, вторая, третья, четвертая… я едва дышала, и вздрогнула всем телом, услышав далекий женский голос:

— Ты снова тревожишь меня, Уткоме. Что на этот раз?

Гобби сжал мою ладонь и мы оба обратились в слух.

Шут затрясся сильнее, и выговорил не сразу:

— Кккто-то… кккто-то… вернул работоспособность артефакту слежения в мастерской и Рханэ стало известно, о… тех двух…

— Что?! — леденящим голосом переспросила его собеседница.

Попытавшись ответить, мэнер Уткоме так и не смог произнести ни слова. Его била крупная дрожь, зуб на зуб не попадал, он едва удерживал заполненную его кровью ракушку. Но справившись с собой, шут выдал:

— И ваши проклятия больше не работают, моя госпожа.

Ответом ему было молчание.

— Тторговец Ллитке, госпожа, он в здравии, он… я повторно наслал проклятие, но на этот раз оно вернулось! Вернулось! Я… мои ноги, госпожа, я…

Она перебила его задумчивым:

— Проклятие не подействовало?

— Мои ноги, госпожа, я… — начал было снова мэнер Уткоме.

— Ты подвел меня дважды, шут, — лениво произнесла его собеседница. — Ты клялся, что Габриэль мертв…

— Он мертв, госпожа!

— Да?! А что же он тогда делает в столице седьмого королевства, Уткоме? И почему тот, в чьей смерти ты столь старательно заверял меня, вновь собирает сторонников?

Гобби подался вперед, жадно вслушиваясь.

— Я приказала тебе добыть его голову, Уткоме, где она?

— Я… я не виноват, госпожа, — едва ли не заныл шут. — Я лично проследил за тем, как на его экипаж напали. Мои люди перебили всю его охрану, секретарей, а этот изворотливый червь уполз в Мертвый лес зажимая рваную рану на груди. С такими ранами не выживают, госпожа, я…

— Ты должен был добыть его голову, Уткоме, — лениво повторила она.

— Я не смог! — воскликнул он. — Я говорил вам, госпожа, этот изворотливый червь натравил на нас умертвия, их там было полно, госпожа! Вы же знаете, безопасна лишь центральная дорога, покинувший ее становится пищей для многочисленных зомби мертвой зоны, мы попытались последовать за истекающим кровью, но это было бессмысленно, госпожа, его в любом случае растерзали умертвия!

— Уткоме, — теперь в ее тоне слышалось глухое раздражение, — все мои приказы, надлежит… надлежало выполнять в точности. Тебе было приказано доставить мне голову Габриэля — ты не справился. Я приказала вывести из строя артефакт принца, ты не справился вновь. Ты бесполезен, Уткоме.