— И ты, Брут? — пытаясь заплести на бороде косички, разочарованно произнес Адриан.

Больше попыток переубедить друга Нино не предпринимал.

На приеме, устраиваемом в честь показа новой модной коллекции от Маринетт Агрест, женщина ни разу не подошла к своему мужу. Сам же Адриан отчаянно жаждал сломя голову броситься к супруге, закинуть ее на плечо и утащить куда-нибудь в подсобку, чтобы на практике доказать ей, что его борода не такая колючая, как ей представляется, а гладкая и шелковистая, и что целоваться с ним будет очень даже удобно. Вот только этот шаг был сродни признанию своего поражения (Маринетт ни в коем случае не должна была знать, насколько за эти два месяца он истосковался по ее губам и телу), поэтому бородатый страдалец всеми силами сдерживал свой порыв, стараясь выглядеть как можно более гордо.

Изредка Адриан все же позволял себе поглядывать на супругу (иногда даже допуская мысль о том, что возьмет в руки бритву, если увидит, что ей без него также плохо, как и ему), но, увы, за все время они лишь один раз пересеклись взглядами.

В тот самый, черт бы его побрал, момент, когда один из зрителей показа принял Адриана не за совладельца модной империи, а за обслуживающий персонал.

— Она еще и смеется надо мной! — сокрушался Нуар, расхаживая по крыше высотного здания. Ему уже самому надоела пышная растительность, из которой постоянно приходилось вычесывать крошки, однако после того, как Адриан увидел ехидную усмешку на лице Маринетт, когда ему пришлось объяснять, что он не уборщик, сдаться Агрест не мог. Мужчина всячески проклинал тот день, когда решил отложить бритву в сторону, но не собирался проигрывать эту войну.

Маринетт первая должна была попросить у него прощения и сказать, что любит его любым.

Ему-то все равно, как она выглядит.

<p align="center" style="box-sizing: border-box; max-height: 1e+06px; margin: 0px; color: rgb(0, 0, 0); font-family: Verdana, "Open Sans", sans-serif; font-size: 16px; background-color: rgb(246, 236, 218);">

***

Адриану было абсолютно не все равно, как выглядит его супруга. Черт возьми, да он «Катаклизмами» с лица земли готов был стереть Бражника, всех его бабочек, а вместе с ними и злодея, посмевшего своими огромными ножницами отрезать хвостики его Леди.

Отрезать. Хвостики. Леди.

Да когда ему однажды в разгаре битвы руку чуть было не оторвало, Нуар не был так зол как сейчас.

А когда пряди не приросли обратно к голове после «Чудесного Исцеления» Кот вообще готов был скулить от горя и наброситься на только что освободившегося от контроля бабочки человека.

Самое ужасное, что Ледибаг восприняла свой новый имидж относительно спокойно — лишь пожала плечами да закатила глаза, глядя, как чуть ли не всхлипывающий Кот прижимает к груди те пряди, которые он успел собрать прежде, чем ветер разнес их по Парижу.

— Господи, Нуар, это просто волосы, — Баг потерла переносицу, понимая, что бесполезно сопротивляться, когда отчаявшийся муж пытается привязать к твоей голове то, что некогда было твоими же хвостиками. — Они отрастут.

— Этот… негодяй… покусился… на… мою… прелесть… — только и мог повторять потерявший почти-что-смысл-жизни герой, поняв, что отстриженные локоны самостоятельно прикрепить к голове любимой не выйдет, а до тех пор, пока они отрастут до нужной длины пройдет непозволительно много времени.

Как же бывшему злодею повезло, что он успел вовремя скрыться!

— Тебя во мне только волосы интересуют? — скрестив руки на груди, поинтересовалась Ледибаг.

— Тебе я тоже только бритым нравлюсь, — удивительно, но даже пребывая в отчаянии, герой не забыл о своей обиде.

— Если не побреешься ты, то это сделаю я. Налысо.

— Может, хотя бы эспаньолку?

— Хотя, — Леди почесала подбородок, и глаза у Нуара загорелись надеждой, что любимая все-таки признала свое поражение. Увы, следующая ее фраза заставила Кота в ужасе содрогнуться: — Думаю, мне пойдет ирокез.

— Ты не посмеешь, Маринетт, — недоверчиво покачал головой герой Парижа.

Он, конечно, говорил, что будет любить свою Леди любой, и от этих слов не отказывался, но, черт возьми, зарываться пальцами в ее длинные пряди по вечерам, тереться щекой о макушку супруги утром после пробуждения — эти мелочи приносили Адриану ни с чем не сравнимое удовольствие. Черт возьми, да он по поцелуям не так сильно скучал, как по этому ритуалу! И Маринетт собиралась его лишить одной из самых больших радостей в жизни?!