— Понимаю. Раздели одну реку на два потока, потом на три…

— Обожаю твои аллегории, – И впрямь обожает, не ирония! – Верно, Ортем. Скажу сразу, что обычно приручают одну или двух; если больше – всем будет плохо. У нас нет законов о личной жизни, кроме одного: ты несёшь всю ответственность за счастье всех, кого приручил. Я хочу быть счастливой и полезной. И буду делать всё, чтобы так и было. А ты обязан делать всё для этого – со своей стороны.

— Если я что-то не то делаю, или не делаю совсем – пожалуйста, говори, прежде чем это выльется в неприятности.

— Договорились, – Канси снова улыбнулась. – Спрашивай, как сейчас. Если что непонятно – спрашивай. Всё, мы дома! Идём, сейчас сможешь отдохнуть.

– - -

Она и массаж делать умеет. Артём поначалу побаивался прикосновений её пальцев – уже уяснил, что Канси может лёгким нажатием пальца сломать ему шею. Не мускулы, а сталь! И это у них – норма. Все такие. Здоровыми не рождаются, ими становятся. Делать зарядку, не есть что попало и так далее для людей Плутонии так же естественно, как дышать. А Канси ведь не солдат – учительница. Страшновато, честное слово. Интересно посмотреть, какие тогда у них солдаты, если есть такая профессия.

…Она закончила массаж, и легла рядом, держа Артёма за руку, и мурлыча. Чудный звук. И впрямь, под него легко засыпается. Как они это сделали? При этом, по словам доктора Ливси, генетически мы с ними – один вид. Полностью совместимы.

— Только женщины могут мурлыкать?

— Женщины и дети. Вот это, – она прикоснулась к кадыку Артёма, – мешает вам делать то же самое. Дети, до начала созревания, все умеют. Потом – только женщины. А что? Завидуешь?

— Имею полное право.

— Завидуй, я не против. Должны же быть у меня преимущества.

Артём рассмеялся. Похоже, они уже начали понимать, когда другой шутит. Повезло, что она – учительница; в её профессии требуется терпение. Как это сочетается с теми моментами дикого и импульсивного поведения – уму непостижимо.

— А это что? – Артём разглядел на её спине, внизу слева, едва заметные шрамы.

— Это мой зверь. – Канси перевернулась на спину и приложила его пальцы к противоположному месту на животе. – Чувствуешь? Я оставила их на память. Все оставляют.

— Расскажи подробнее, – Артём наклонился ближе – шрамы едва заметны. И, похоже, кроме этих шрамов и его укуса в затылок, других отметин у неё на теле нет.

— Посвящение во взрослые. Все проходят его. Ты выбираешь себе зверя. Тебя отвозят в дикий лес, и оставляют там на неделю. Нужно выжить, добыть своего зверя, и вернуться с трофеем. У тебя с собой только нож.

Артём ощутил мурашки, проползающие по коже. Словно Спарта, подумал он. Только здесь не делают различий между мужчинами и женщинами.

— В первый раз зверь перехитрил меня. Здесь, – она положила свою ладонь поверх его, – он воткнул в меня рог. Пригвоздил к дереву. Я сумела убить его, и отрезать рог, но не сразу сумела снять себя с дерева. Я не помню следующий день. Успела найти убежище – всё, что помню. Мне было ужасно больно, я уже стала думать, что не вернусь. Я сумела залечить раны, а это непросто даже для взрослых. Но вовремя не вернулась – было много желающих доесть меня, не сразу сумела отогнать или отбиться. Звери чуют лёгкую добычу. Но я всё равно вернулась с трофеем, рогом паратерия. Это такой ящер – похож на земного носорога, когда стоит на четырёх лапах. Через год я повторила попытку, и на этот раз вернулась вовремя. И никто меня не ранил.

— Впечатляет, – Артём не сразу обрёл дар речи. И словно пелена с глаз упала – на стене, почти над головой, закреплены два рога. Бежевого цвета, отполированные, очень острые. Каждый с полметра в длину. – Это они и есть?

— Они, – согласилась Канси. – Слева – тот, что чуть не добыл меня. Справа – мой второй. Ты завидуешь мне, – заключила она. – Это уже не шутка. И не смешно. Зачем завидуешь?

— Непроизвольно. На самом деле, я очень горжусь, что знаком с тобой.

— Верно, – согласилась Канси через секунду, прижавшись к его груди. – Человека делает один-единственный храбрый поступок, Ортем. Сколько их всего, неважно. Главное – чтобы случился тот самый, первый. Ты должен помнить, каким был твой поступок. Помнишь?

— Помню. – На Айуре, несомненно, таким поступком было побуждение броситься на помощь сэру Джеймсу при их первой встрече. Уже понятно было, что всадник вряд ли обошёлся бы с охолом ласково, но бросить рыцаря на растерзание волкам Артём не мог. И не задумывался, насколько рисковал сам. Так вот получилось.

Канси кивнула несколько раз.

— Я не слышу мыслей, но ты вспомнил правильно, я чую. Мы все проходим испытание, Ортем. Иногда дети с него не возвращаются. Но это обычай, и мы все готовы к подобному. Мы все когда-то умрём. Нет лучше способа понять это.

— На Земле, какой я помню её, всё было совсем по-другому.

Канси снова кивнула.

— Смутное время. Создатель рассказывал нам. И ты можешь рассказать. Но мы не осуждаем никого, Ортем. Осуждать могут только те, кто живут рядом с тобой. Потомки должны помнить, но не осуждать. Ты ведь расскажешь, что помнишь?

— Обязательно. Если хочешь – вначале тебе.

Она помотала головой.

— Анчири просил раньше. Или ему первому, или всем вместе. Я потерплю. У тебя уже почти не ноют ноги, верно? Как насчёт небольшого кросса?