"Нас Бог не любит" зря ты говоришь;

В Его любви живей, полней участвуй,

И ты как голубь в небе запаришь.

Открой сады живого милосердия,

Источник счастья в Боге ты открой,

И Он разрушит в сердце твоё твердие -

Ты обретёшь и радость и покой.

А в русском раю живут теперь таджики;

Пророчествовать принялись на все лады слепоглухие;

Народ всё ждёт, когда воскреснет тело голой Эвридики;

И души стали свежесто-парные.

Когда к кресту прибьют впервые цифровое сердце?

Когда отныне литургией перестанут быть концерты?

Придёт небог, и скажет рыло общего с тираном мегагерца,

Что, мол, пришла пора платить с судьбы проценты.

Но а пока: живи, танцуй, люби и смейся;

Любого человека держат в запасных готовые для боя боги.

Жасмин расцвёл: хоть этим ты теплом согрейся.

Тебе нужны в раю таджикские чертоги?

Уйдут не все: в далёком поле

Ещё останутся стоять -

Семь сеялок в овражьем склоне,

Пустой земли сырая пядь…

А рядом, в кладбище посеян

Людской судьбы мятежный дух.

Туда придут. Здесь с костью склеен

Манящий бездыханный слух.

Волкам в овечьей шкуре

Растлители детей,

Священники в кавычках!

Вы ль лучше лже-людей,

Что гибнут в пьяных стычках?!

Вас поит мраком тьма,

Вам свет не греет кровь;

Слепой тропою зла

Идёте вновь и вновь…

Крест заплевали враз,

Дар Божий в миг отвергли,

И слёзы детских глаз

Вас, слава Богу, свергли

С тех площадей добра,

Где вы паслись как овцы!

Есть в Правде доля зла,

Есть в зле и лучик солнца.

Сложно в душе распилить решётки,

Из гения выбиться в простенький люд,

Выкинуть в хлам криминальные сводки,

Не замечать, что в тебя плюют.

Кто по наглее, тебя зарешётит,

Гений твой выбьет как сволочный шут,

Память твою удавиться попросит,

Глумливый плевок замерит на кнут.

Нет, успокойся. В молитве отчаяния

Душу очистишь, она запоёт.

Видишь, цветок, отвергнув страдания,

Над камнем памирским неделю цветёт.

Иногда я пред Богом себя обретаю,

Иногда отвергаю Его Божество,

Как свеча, перед образом Чистым сгораю,

Укротив человечье в грехе естество.

Возложив на молитву все страхи и боли,

Я к душевной гармонии с верой стремлюсь.

Даже если мне слышен глас адской юдоли, -

Я уже не ропщу, я уже не боюсь.

У двух домов, богатства полных,

в которых чувства все глухи

и нет любви, и нет отваги,

У берегов солёных,

трепещутся стихи…

в папирусной бумаге.

Изгнанник

Иосифу Бродскому посвящаю

Не скрыться мне от глаз людских -

Они сверлом меня буравят,

Но ветер возмущения затих,

И чувства добрые мной правят.

Я, выйдя из дому, стою,