Шрифт:
Вообще Игорь распылял свое внимание на женщину с ребенком, ту самую, с перехода, которая встала за ними только потому, что больше ни одна из четырех касс не работала, и, собственно, на кассиршу. Кажется, он пытался склеить их обеих.
– С наступающим, – сказал Игорь кассирше, пока их корзинка с алкоголем и колбасами ехала по ленте транспортера.
– Вас также, – дежурно ответила кассирша.
– У вас в магазине, можно подумать, не год Желтой крысы наступает, а год не знаю чего, – сказал Игорь. – У вас голова не болит от этого запаха?
– У меня голова от покупателей болит, – сказала продавщица. – От таких, как вы. Не отвлекайте, пожалуйста.
Этого ответа хватило Игорю, чтобы отвлечься на короткое время от работницы прилавка и начать выбирать киндер-сюрприз со стеллажа возле кассы. Игорь осведомлялся у ребенка, яйцо из какого набора ему нужно, при этом женщина, чей был ребенок, направляла на Игоря очень тягостный взгляд, от которого тяжелее становилось лишь Петрову.
– А какие больше берут? – спрашивал Игорь у продавщицы.
– Сейчас все берут, – отвечала продавщица, пикая определителем штрихкода.
– А ты какой хочешь? – спрашивал Игорь у ребенка.
– Он никакой не хочет, – говорила женщина-мать (или сестра, или тетя – неизвестно).
– Нет, мне машинки, – охотно отвечал ребенок, и женщина дергала его за руку.
Это повторилось несколько раз, причем с каждым разом продавщица нисколько не меняла интонации, которая должна была, по замыслу Петрова, становиться все раздраженнее с каждым новым повторением.
– Он просто выделывается, дайте ему сделать, что он хочет, – и он отстанет, – тоже раз за разом утверждал Петров, хотя и не совсем был в этом уверен.
Петров не ошибся: закупившись своими продуктами, Игорь приобрел ребенку упаковку киндер-сюрпризов, пару шоколадных монеток в желтой фольге и растаял в загадочном тумане, то есть сразу же потерял всякий интерес и к продавщице-женщине, и к женщине с ребенком; женщина с ребенком стала складывать продукты в пакет рядом с ними и пыталась заставить мальчика сказать «спасибо», а мальчик молчал или из упрямства, или от того, что ему от радости сперло дыхание в зобу. Петров отворачивался от них всех, боясь надышать на кого-нибудь гриппозным дыханием, а значит, заразить и подрубить чей-то праздник на корню, как елочку.
Словно соревнуясь с женщиной, Игорь быстрее нее скидал все продукты в свой пакет, белый, но с надписью цвета запекшейся крови, и молча вышел в сумрак улицы, проглядывающий уже через стеклянные двери. Петров догнал его, стремительно шедшего обратно к переходу, и с некоторым раздражением спросил:
– И что это было?
Игорь посмотрел на Петрова сверху вниз, как небожитель, непонятно было, пьян он в дым или совершенно трезв (сам-то Петров был уже слегка под хмельком), алый отсвет светофора лежал на густых, темных, коротко постриженных волосах Игоря и на плечах его темного пальто, лицо у него было такое, как будто он собирался спросить: «А ты кто вообще такой?» Но вместо этого Игорь сказал:
– Я тут подумал, что, пока мы по магазину шарились, Василий мог куда-нибудь уехать.
– Не то что мог, – уверил его Петров, – я бы на его месте, как только мы вышли, дал бы по газам и скрылся.
Они перешли дорогу в обратном направлении; Игоря, кажется, заняла мысль, высказанная Петровым, и он не мог сразу ее переварить и найти на нее какие-то обратные аргументы, тем более что траурной «газели» не оказалось на том самом месте, где Игорь и Петров ее оставили.
– Вот балбес, – понурился Игорь, – ну куда он теперь? Он же без меня не выкрутится.
Покосившись на Петрова, Игорь добавил:
– Обратно застегнись, это уже ни в какие ворота. Что ты так потеешь-то?
– Так грипп, – напомнил Петров, застегивая толстые пуговицы на дубленке, – может, мне тоже уже домой как бы пора. Можно ко мне пойти, тут недалеко.
Игорь скривился. Можно было подумать, что он хотя бы раз был у Петрова дома, а сам дом Петрова представлял собой что-то жуткое.
– Да ну тебя, – сказал Петров, – я пойду.
– Бросаешь, – сказал Игорь, и в голосе его прозвучали невыносимые нотки товарища с перебитым хребтом в снежной тайге.
– Ну а что теперь-то? – спросил Петров уже менее уверенно.
– Можно на Эльмаш поехать, – ответил Игорь, – машину, например, поймать и поехать.
– Ну прекрасно, – сказал Петров. – Я за этим столько с Эльмаша еду, чтобы туда вернуться? Что там делать-то?
– А дома тебе чего? – спросил Игорь. – В одиночестве помирать?
– Может, сын придет, может, жена, – сказал Петров и нашелся: – Болеть буду, мне после праздников еще впахивать и впахивать, знаешь.
– Всем, знаешь, после праздников впахивать и впахивать, – заметил Игорь. – А там у меня знакомый живет, кандидатскую по философии пишет, если он еще в состоянии разговаривать, то есть если он еще с местными не напился, то, когда его напоишь, от его разговоров приходы мощнее, чем от травы. А потом его где-нибудь еще можно повспоминать во всяких разговорах. А то что ты там видишь у себя под машинами, в яме своей?