Шрифт:
Два года назад, четвертого мая, мои родители отправились представлять племя Ритито на Собрании Договора, которое проводилось каждые три года. Послом нашего племени был Элвин, но в тот день исполнялось триста лет нашему учителю истории, волшебнику дедушке Аллимикиру, поэтому Элвин не мог уехать. Он должен был весь день молиться за душу дедушки Аллимикиру, которому предстояло превратиться в капельку воды и исчезнуть в коре дерева рувасан.
Если посол не мог по каким-то причинам явиться на Собрание Договора, то туда должны были отправиться самые мудрые жители племени. После Элвина самыми мудрыми были как раз мои родители. Они уехали представлять племя на Собрании Договора и так и не вернулись обратно.
Ходили слухи, что после Собрания мои родители возвращались назад и по дороге попали в самое сердце Хаоса, круговорот Гибектрос. Всем известно: из круговорота Гибектрос не возвращаются, поэтому моих родителей считали погибшими. Но я не допускал мысли, что их больше нет. Вера в то, что они живы, не оставляла меня.
Стоило мне подумать о родителях, в моё сердце как будто вонзалась острая льдинка. Я украдкой смахнул слезу. Если бы бабушка Фурнье увидела, что я плачу, она бы начала громко хохотать.
— Бабушка Фурнье, не давайте мне сегодня никаких заданий.
Бабушка Фурнье приводила в порядок вещи, разбросанные на круглом столе. И заодно проверяла, получила ли она всё, что было в её списке. Бабушка Фурнье не любила, когда к ней обращались с разговорами, если она чем-то занята. Скажешь ей что-нибудь — а она не обращает внимания.
— Вы слышите? Сегодня мой день рождения. Тринадцатый день рождения! Вы знаете, что тот, кто стал пеперьоном, может ничего не делать весь день?
Я немного повысил голос, и бабушка Фурнье взглянула на меня. Она нахмурилась. «И почему именно сегодня, когда я так занята, нагрянули как снег на голову всякие неожиданности?» — казалось, было написано на её лице. В обычный день она бы просто закричало: «Хватит молоть всякую чушь!» — но сегодня она почему-то промолчала.
Бабушка Фурнье подошла к окну и посмотрела на небо. Небо постепенно темнело. Бабушка Фурнье рукой начертила в воздухе линию. Когда любой из волшебников делал это движение, из леса тут же слетались стаи птиц. Но сейчас птицы почему-то не прилетали. Даже не было слышно щебетанья птицы нуван, которая обычно заливалась с утра до ночи.
Бабушка Фурнье села в кресло-качалку и, казалось, глубоко задумалась. У неё было такое серьёзное лицо, что я не решался заговорить с ней. Бабушка Фурнье закрыла глаза и начала что-то бормотать…
Было странно видеть бабушку Фурнье в кресле с закрытыми глазами. Ведь она никогда не дремала днём, только по ночам.
Я присел рядом с креслом бабушки и смотрел на неё. Прошло минут тридцать, прежде чем бабушка Фурнье открыла глаза и поглядела на меня. Тридцать минут… Чтобы бабушка Фурнье целых полчаса просидела без дела на одном месте — в такое было невозможно поверить. Ведь для неё тридцать минут были всё равно что тридцать лет.
— Вам плохо? — тихо спросил я, обхватив руками плечи.
Бабушка Фурнье побледнела. Она долго смотрела на меня, а потом отправилась на второй этаж.
Сверху раздался шум: пролилась вода, упали какие-то вещи. Похоже, бабушка Фурнье что-то искала.
— Маро, поднимись сюда.
Я не поверил своим ушам. Бабушка Фурнье не назвала меня остолопом или тупицей, она впервые обратилась ко мне по имени. Может, она хочет запереть меня на втором этаже? Или заколдовать в наказание за то, что я опоздал? Или посадить на весь день в комнате выполнять какое-нибудь задание? Однако все мои тревоги были напрасны.
— Иди сюда, не съем, — крикнула бабушка Фурнье, пока я мешкал внизу. Пытаясь унять сумасшедшее биение сердца, я медленно поднимался на второй этаж.
Наверху было две комнаты. В одной жила бабушка Фурнье, а вторая уже давно использовалась как кладовая. Дверь в кладовую всегда была заперта. Даже в те дни, когда в доме была генеральная уборка, бабушка Фурнье не позволяла входить туда.
Я представлял себе, что там спрятана целая гора сладостей. А может быть, россыпи драгоценных камней…
Оказалось, что в кладовой стояли в ряд три ящика мумтмур. Эти ящики делали из корней дерева рувасан, крышку такого ящика мог открыть только его владелец и больше никто.
— Ларисбрэкаис — тыватэ — токаропьенскуа.
Как только бабушка Фурнье произнесла заклинание, все три ящика открылись. В первом лежала книга. Во втором — золотистый мешочек. А в третьем — зелёная шляпа.
Бабушка Фурнье долго разглядывала ящики. Стоя за её спиной, я тихо сказал:
— Бабушка, что происходит? Если вы разозлились на меня из-за того, что я поздно пришёл, так поругайте меня. Хоть сегодня у меня день рождения, если вы хотите, я могу убрать в этой комнате.