Сомов. Вам не кажется, что в мире…

Леда. Мне никакого дела нет до мира. Мир — это я. Умру, и его больше не будет.

Сомов. Но ведь он был до нас?

Леда. Сомневаюсь. Может быть, и не был. Впрочем, вам, как археологу, этого говорить нельзя: от археологии тогда ничего не останется.

Сомов. И от истории. И от многого другого.

Леда. Все это меня совершенно не касается.

Сомов. Итак, все четыре раза было одно и то же?

Леда. Люди все ужасно похожи друг на друга. Просто удивительно. Теперь я предпочитаю поменьше заниматься ими. Занимаюсь собой и нахожу, что это куда интереснее.

Сомов. А сами себе вы никогда не надоедаете?

Леда. Никогда. Мне все кажется важным, что меня касается: моя душа, мое тело, моя меховая шуба.

Сомов. До известной степени.

Леда. Подумайте сами: ну неужели же интереснее заниматься душой, телом и шубой другого человека?

Сомов. Шубой — нет.

Леда. Но шуба непременно тут как тут, если вы хотите душу и тело.

Сомов. Может быть.

Леда. Я уверена, что все думают, как я, и только притворяются. Мои волосы, мои браслеты — скажите по совести, что может быть важнее для меня?

Сомов(с иронией). Международное положение.

Леда. Да ведь оно всегда одно и то же. Есть война, нет ее — разница очень маленькая. И жизнь между второй мировой войной и третьей, ей-богу, ничем не отличается от жизни между шестой и седьмой.

Сомов. Ольга опаздывает. Она должна была бы быть уже дома.

Леда. Она будет здесь сейчас, нетерпеливый вы человек! Можно подумать, что вы женаты восемнадцать дней, а не восемнадцать лет.

Леда. Хотела бы я знать, что чувствуют друг к другу люди, прожившие вместе восемнадцать лет?

Сомов. Любовь.

Леда. На что она похожа?

Сомов. Иногда она еще довольно сильно похожа на ту, которая была восемнадцать лет тому назад.

Леда. Браво! Вы знаете, мой милый, что я всегда думала про вас, что вы умный человек, милый человек и чудный муж. И продолжаю думать это и восхищаюсь вами.

Сомов. Восхищаться надо Ольгой. Нисколько не удивительно, что я ей верен.

Леда. Я восхищаюсь вами и нахожу все это ужасно оригинальным. (Пьет. Смотрит на него. Насмешливо.) И вам никогда не хочется другой женщины?

Сомов. Никогда.

Леда. Молодого лица? Молодого тела?

Сомов. У Ольги молодое лицо и молодое тело.

Леда. Это не ответ. Вам никогда не хочется…

Сомов. Почему вы задаете мне эти вопросы?

Леда. Вы на них ответили. Мне больше ничего не надо. Вы ответили на них утвердительно. Что же вы делаете, когда вам хочется видеть рядом с собой молодое лицо?

Сомов. Я ничего не ответил вам. Напрасно вы что-то стараетесь вывести из моего молчания.

Леда. Я полагаю, что вы идете к ней на какой-нибудь чердак с окнами на грязный двор, где иногда весной так дурно пахнет, но где именно живут такие, каких вам надо: молоденькие, умненькие, умеющие хранить тайны и хорошо понимающие, что вам нужно. Или вы приводите ее сюда, когда Ольги нет, и она оставляет длинный золотой волос вон на тех подушках.

Сомов. Мне следовало бы на вас рассердиться, но мне почему-то смешно. (Смеется.)

Леда. Милый мой, дайте мне еще этой божественной влаги. (Сомов наливает.) А что делает Евгения?

Сомов. Все хорошеет. Заходила на прошлой неделе.

Леда. Мне кажется, ей за сорок?

Сомов(смотрит на часы). Может быть… Вот она!

Сомов. Наконец-то. Почему так поздно?