Возможно, я должна была бы поверить ей и изменить мои ожидания. Но я не стала этого делать. В глубине моего упрямого сердца я была убеждена, что заслуживаю большего.

* * *

На прощание колдунья одарила меня историей о Кунти и пергаментом, на котором была изображена карта королевств Бхарата.

Колдунья рассказала, что в юности Кунти получила благословение вспыльчивого мудреца Дурвасы, которого ей как-то удалось умилостивить. Она могла, когда захочет, взывать к богу с просьбами, и она попросила сына. Это был довольно странный дар, не столько из-за трудностей, связанных с ним, сколько потому, что Кунти не могла иметь детей от своего мужа Панду. Так ее первенец, Юдхиштхира, был сыном бога Справедливости, второй, Бхима, от бога Ветров, а Арджуна был сыном Индры, царя-бога. Однажды вторая жена короля Панду стала умолять Кунти научить ее этому дару, и Кунти согласилась. Так от богов-близнецов, известных своим умением исцелять, родились два брата, Накула и Сахадева.

— Веришь ли ты, что человек может родиться от бога? — спросила я.

Она взглянула на меня.

— Верю в это так же сильно, как и в то, что человек может родиться из огня! Но ни мое, ни твое мнение не учитывается. Не для этого я рассказываю тебе эти истории.

Колдунья была хорошей рассказчицей. Она столь живо описала одинокое существование Кунти, что я могла представить даже самые мелкие подробности. Будучи удочеренной дядей, бездетным королем Кунтибхоем, она не имела ни братьев, которые бы лелеяли ее, ни сестер, которым можно было бы довериться, ни матери, к которой можно бы было прийти за утешением.

Ее замужество за Панду, обусловленное политической выгодой, нельзя было назвать счастливым. Практически сразу же он взял в качестве второй жены красавицу Мадри, даруя ей всю свою любовь. Вскоре после этого Панду был проклят одним из брахманов. Он передал правление королевства в руки своего слепого брата Дхритараштры и ушел в лес, чтобы искупить вину.

Преданные ему жены, Кунти и Мадри, оставили все и последовали за ним. Но, возможно, им не следовало этого делать, так как, согласно проклятию, Панду должен был умереть, когда возжелает женщину и обнимет ее. Прошли годы. У них появились дети. Но однажды Панду, больше не в силах унимать желание, обнял Мадри. Он умер. Страдая от мучившего ее чувства вины, Мадри не хотела жить. А Кунти, несмотря на обрушившееся на нее горе, собрала всю свою волю и вернулась во дворец в Хастинапуре вместе с пятью принцами. Для нее никогда не было разницы между ее собственными детьми и детьми ее соперницы. Многие годы она, одинокая, всеми порицаемая вдова, боролась за существование и безопасность своих детей при дворе Дхритараштры. Так было до тех пор, пока они не выросли.

Я хотела сказать колдунье, как я была тронута страданиями и храбростью Кунти, но она опередила меня, сказав:

— Не позволяй волнам собственных же эмоций утопить себя.

Она пристально посмотрела на меня глазами, холодными, словно агаты.

— Поняла?! Поняла, что погубило такую женщину, как Кунти?! А что позволило ей выжить, когда она была окружена врагами? Поняла, что делает царицу царицей? Тогда остерегайся этого!

Я не придавала особого значения словам колдуньи. Со свойственной юности высокомерием я полагала, что мотивы, которые руководили Кунти, были слишком просты, чтобы им уделять внимание.

Только когда мы встретились с Кунти много позже, я поняла, как она отличалась от того образа, которой я создала. И насколько опасной она была.

* * *

Карта представляла собою толстый измятый лист цвета человеческой кожи. До этого я никогда еще не видела, на что похожа страна, в которой я жила (хотя учитель рассказывал мне об этом). Она имела форму перевернутого треугольника, сужающегося книзу, словно вклинивалась в океан. Наше государство состояло из стольких королевств, что мне казалось, что я никогда не выучу все их названия. Учить реки и горы было легче: произнося вслух названия, я показывала их на карте. Когда я коснулась пальцем вершин Гималаев, что-то кольнуло мне руку, и я поняла, что эти снежные цепи станут значимыми в моей жизни. Я с удивлением рассматривала королевство Панчаал и пятнышко, называемое Кампильей. Это было так диковинно — впервые открыть свое местонахождение в мире.

— Эту карту нарисовали незадолго до того, как я пришла к тебе, — сообщила колдунья. — Но она уже не годится.

Она провела рукой по пергаменту. Казалось, границы королевств начали передвигаться: одни увеличивались, другие уменьшались. Некоторые исчезали друг за другом, пока остальные меняли свои названия.

— Цари всегда сражаются, — сказала она. — Все, что они хотят — это больше земель, больше власти. Они облагают людей налогами, оставляя их умирать от голода. И заставляют их сражаться в своих армиях.

— Но есть ведь и хорошие цари, которые заботятся о подданных, — оспаривала я. Я думала о Кришне, хотя не имела ни малейшего представления о том, как он управляет своими землями.

— Таких очень мало, — сказала она, — и они уже устали от войны. В нынешнем третьем поколении человечества хорошие люди по большей части слабые. Вот почему земля нуждается в Великой войне.

Снова «Великая война»… Эти слова, словно когти, царапали мне легкие. Я неуверенно сказала:

— Мне говорили, что я стану причиной этой войны.

Она взглянула на меня. Мне показалось, в ее глазах было сожаление. Но она лишь произнесла:

— Существует множество причин для начала этой войны.

Я настаивала:

— Мне сказали, что миллионы женщин из-за меня станут вдовами. Мысль о том, что я стану причиной страданий невинных, сдавливает мое сердце.

— Так было всегда. Когда невинные не страдали? В любом случае ты ошибаешься, полагая, что женщины такие невинные.

Она взмахнула рукой над пергаментом, и карта задрожала. Мне казалось, я видела сотни простых и величественных домов. Я слышала голоса и мысли женщин, горькие и бранные. Одни насылали смерть и болезнь на своих соперниц, другие хотели власти над домочадцами. Некоторые осыпали детей руганью, оставляющей шрамы на их сердцах. Другие били служанок, выставляя их вон без гроша. Другие нашептывали на ухо спящим мужьям слова, полные ненависти, так что когда мужья просыпались утром, они выплескивали злобу, которая копилась в их женах.