Площадь Сан-Доменико Маджоре преобразилась, поскольку пеструю толпу, состоявшую из воров, проституток и жалких нищих, загнали в темные лабиринты Спакканаполи стражники Джезуальдо. Они охраняли площадь, когда Мария в сопровождении свиты и родственников входила в церковь. Стены зданий на площади были украшены знаменами с вышитыми гербами Джезуальдо и д’Авалос, на дверях и окнах красовались ленты и гирлянды из свежих цветов и фруктов.

Из уважения к Карло Мария пообещала себе не думать в этот день о Федериго Карафа. Но как же она могла? Ведь она венчалась с ним именно в этой церкви — Сан-Доменико Маджоре. Даже если бы ей удалось отогнать эти мысли, они вернулись бы, когда она вошла в церковь, при первом же взгляде на богато украшенную капеллу Карафа, расположенную справа от входа. Именно там были погребены Федериго и Ферранте, их сын, умерший в младенчестве.

Не осмеливаясь смотреть в ту сторону и опасаясь споткнуться, Мария не сводила глаз с Карло, ожидавшего у алтаря.

Сотни свечей освещали алтарь, иконы и сверкающие драгоценности аристократов в роскошных нарядах, которые повернулись, наблюдая за Марией, шедшей по проходу. Сейчас ее лицо было скрыто под мантильей из тончайших брюссельских кружев. Глубокий синий оттенок ее платья подчеркивался великолепным ожерельем из неаполитанских сапфиров, которое она надела в этот день по совету Карло. Эти темные камни сверкали в обрамлении бриллиантов.

По сравнению со свадебными празднествами церемония венчания была удивительно короткой. Как только Мария заняла свое место рядом с Карло, его дядя, кардинал Альфонсо, произнес нараспев латинские слова обряда, выслушал их клятвы, благословил их — и Мария с Карло были обвенчаны. Когда Карло надевал ей обручальное кольцо, она заметила, что его пальцы в два раза длиннее, чем у нее. Рубин в форме слезы на обручальном кольце на ее тонкой руке выглядел огромным. Во всяком случае, так ей это запомнилось. Если в эти минуты Мария и заметила выражение лица Карло или почувствовала, что он думает, то позже забыла об этом.

Пока Карло занимался последними приготовлениями банкета и бала, назначенными на вечер, принцесса Джеронима показывала Марии ее новый дом.

Семейная жизнь Джезуальдо отличалась от семейной жизни Карафа: первые были менее близки друг с другом, и это отражалось в расположении апартаментов дворца. Джеронима и принц жили на третьем этаже, Карло — на пятом, а женская половина, где должна была жить Мария, — на верхнем этаже.

Джеронима с Марией остановились в великолепной музыкальной комнате, на втором этаже. На одном ее конце была устроена сцена, на заднике которой была изображена аллегория музыки: лебеди и ангелы весело танцевали под мелодию, которую слышали только они.

— Это нарисовано десятилетия назад, при да Сангрос, — сказала Джеронима, — но любой, кто знает Карло, решил бы, что именно он заказал картину. Посмотри на этот инструмент. — Она указала на отрубленную голову оленя, из длинных рогов которого была сделана лира и натянуты струны. — Он мог бы быть личным символом Карло. Как ты скоро обнаружишь, две его великие страсти — музыка и охота.

Следующая комната была такой же большой, но не так богато украшенной. Здесь занимались Карло и музыканты. Вдоль стен тянулись шкафы с аккуратными ярлыками — в них хранились рукописи. На столах под окнами лежали виолы и лютни. В центре стоял орган, расписанный сценами с нимфами, резвящимися в полях Аркадии. Во дворце постоянно жили десять музыкантов, комнаты которых находились на нижнем этаже.

В конце концов, свекровь с невесткой добрались до женских апартаментов, где с сегодняшнего дня должна была жить Мария с Беатриче и своими служанками. Таким образом, она оказывалась в новой для нее ситуации: она теперь имела свои собственные апартаменты. Здесь, на шестом этаже, было тихо, комнаты были приятные и очень светлые благодаря высоким окнам, из которых открывался вид на площадь Сан-Доменико Маджоре. Самой красивой комнатой была гостиная — просторная, с легкой изящной мебелью, позолоченной и обитой бледно-голубым шелком. Из нее можно было пройти в спальни и меньшие комнаты, некоторые из которых были пустыми.

Беатриче уже была в своей комнате и с помощью Сильвии разбирала коробки с личными сокровищами, которыми так дорожила, что даже Мария не знала их все. Лаура, окруженная дорожными сундуками, размещала в гардеробной наряды Марии.

Джеронима повела Марию в ее новую спальню. Мария застыла на пороге с широко открытыми глазами. Она обводила взглядом предметы и размышляла над их расположением. Во что теперь играет Карло? Перекрестив комнату, Джеронима с улыбкой повернулась к Марии со словами:

— Карло специально подготовил все это к вашей первой брачной ночи, которая будет сегодня. Он так много этим занимался.

Что-то в улыбке Джеронимы и в тоне, которым она это произнесла, говорило Марии, что свекровь считает тщательные приготовления сына эксцентричными и ее материнский долг — смотреть на них сквозь пальцы.

— Как это мило с его стороны, — пробормотала Мария, не зная, что сказать.

Джеронима открыла дверь с другой стороны, сказав:

— Она ведет вниз, в апартаменты Карло. Пойдем, Мария. — Когда они спускались по винтовой лестнице, она призналась: — Карло не любит, когда люди заходят в его личные апартаменты, но я уверена, что на этот раз он простит свою мать и жену.