Губы Бакстера скривились: улыбка? или отчаяние? Он сжал руку Манчини и проговорил с придыханием, нараспев, как молитву:

–  Я знал… всегда знал, ты меня поддержишь, чтобы ни случилось.

Через час обоих вызвал президент, сообщил, что согласно их рекомендациям открыты еще два лицензионных предприятия, которые, используя технологию и фирменные знаки головной кампании, успешно вышли на рынок, ранее недоступный. Президент уточнил у Манчини, почему не оформляется контракт на поставку термодатчиков. Манчини пробормотал, что конструкция не достаточно совершенна. Президент взглянул гневно: лепет, мой друг! разве дело в конструкции? Манчини повинился, пришлось признаться, что уперся полковник Монсон, считая непозволительным завышение цен на узлы датчиков.

–  Монсон?
– Президент мотнул головой, будто отгоняя назойливую муху.
– Уладьте! Что в первый раз? Лучше всего покупать неуступчивых, они… не самые дорогие. Дороже всего молчуны. Не помогут деньги, надавите на Монсона через генерала Стэмпхэда. Если мне не изменяет память, бравый вояка через полгода уходит в отставку и знает, что у нас ему припасено недурное местечко - консультант. Намекните, такие места не валяются. Будем откровенны, Стэмпхэду нечего продать кроме покладистости и баек о битвах за Мидуэй.

Манчини и Бакстер улыбнулись друг другу. Совсем по иным причинам, вспомнив разговор о Салли. Все остались довольны.

Вечером за рюмкой Манчини выразился в том смысле, что в их стране, если люди могут так организовать дело, как удалось Бакстеру и Манчини, то наверное, они решат, как… Билля щелкнул пальцами и рассмеялся. Бакстер даже не успел расплатиться, как делал всегда, поспешно и стесняясь неизвестно чего.

Манчини, увидев что его друг волнуется, заказал бар лену еще спиртное и, дав волю красноречию, разошелся:

–  Все будет хорошо. Ты помнишь хоть что-то, что мы задумали и не сделали? И я не припоминаю. Мы продаем все, а это не просто. Если бы президент решил наладить выпуск каменных топоров, мы бы загоняли их ребятам в погонах по тысяче за штуку. У нас мозги так устроены, их надо науськать, пустить по следу, как породистую собаку и… - обязательно выйдем на дичь. Главное - решиться. Что делать, придумаем. Не сомневайся. Я подводил тебя хоть раз?

Бакстер сжал руку друга, больше похожую на цыплячью лапку.

Манчини захмелел. Захотелось ответить откровенностью, отплатить за доверие.

–  Хочешь честно?
– начал он.
– Салли мне никогда не нравилась. Хищница, лгунья. Думаешь я не видел твоих мучений? Еще как! А что делать? Лезть с советами? Уволь! Глупость страшная раздавать советы налево-направо, когда тебя не просят. Конечно, свинское отношение к мужу. Как ты терпел? Не представляю. По моему характеру она бы не вылезала из больницы от побоев.
– Билли поймал недоуменный взгляд Бакстера, пояснил, - не сам был лупил, конечно же. Позаботился, чтобы сг колотили на улице случайные мерзавцы, хоть каждый день - только плати. Не дорого.

–  Откуда ты знаешь?
– заплетающимся языком спросил он.

–  Та-а-к, - уклончивость часто служила Манчини добрую службу.
– Рассказывали…

Манчини проводил Бакстера до дома, они долго сидели в машине с выключенными огнями и болтали. Раздался звук подъезжающего автомобиля, зашуршали шины, щелкнули замками дверцы; из машины выбрались Салли и какой-то тип.

Бакстер вспотел, волосы упали на лоб, Манчини затаил дыхание.

Салли поцеловала провожатого, прижалась к нему, мужчина пробасил непристойность. Салли довольно захихикала. Взревел двигатель, машина умчалась. Салли, никого не замечая, скрылась за дверью дома.

Бакстер грохнул кулаком о подлокотник:

–  Ну?
– он явно не знал что сказать, его душила злоба.

–  Брось, - Манчини ткнул кулаком в жирный живот, - какая теперь разница? Все решено.

Бакстер поплелся домой. Билли хорошо говорить, сел в машину и укатил на все четыре стороны, а Бакстер сейчас столкнется с женой и сделает вид, что ничего не знает, что так и должно быть и нет ничего удивительного, что супруга с блестящими от возбуждения глазами приходит домой в первом часу.

Когда Бакстер вошел, горел только светильник в прихожей и со второго этажа из спальни струился свет ночника. Бакстер разделся. Наверху зашуршало. Шаги? Бакстер задрал голову. Салли смотрела сверху, опершись о резные перила, в ночном халате до пола, проворковала нечто вроде: ты дорогой! и в полудреме, будто стала несколько часов подряд, двинулась в туалет.

Бакстер про себя разразился самыми солеными словечками из тех, что знал. С яростью подумал, что скандал сейчас ни к чему? Сейчас чем тише, тем лучше. Смолчал. На обратном пути в спальню Салли, как бы невзначай, поинтересовалась, где будет спать Хаймен. Он ответил, что устал и приляжет у себя. Салли кивнула, пожелала спокойной ночи, в ответ получила воздушный поцелуй.