Annotation
Тауберг А.М. на Пв-15
Кашин Анвар
Кашин Анвар
Из коробки с позабытыми снами
Дверь в квартиру отворила невысокая симпатичная блондинка с очаровательными веснушками, проступившими по случаю марта на ее щеках и чуть вздернутом носике. Паскаль Шеро снял шляпу и поклонился.
– Доброе утро, мадам Тауберг. В прошлый раз мои комплименты показались вам чересчур длинными и цветистыми. Сегодня я вам скажу: "Вы прекрасны, и точка!" Ну как, я исправился?
– Доброе утро, мсье инспектор, - молодая дама улыбнулась.
– Вы неисправимы.
– Я только констатирую факт. А скажите, мсье Тауберг не смог бы уделить мне сколько-нибудь своего времени для беседы?
– Нет, мсье Шеро, это невозможно, Антон Карлович в прошлый вторник уехал в Лондон по делам и обещал вернуться домой не ранее чем на следующей неделе.
– Очень жаль.
– Полицейский помолчал, раздумывая, удобно ли будет на сём завершить беседу, но после все же продолжил.
– Видите ли, мадам, по какому делу я к вам пришел...
Инспектору криминальной полиции отчаянно хотелось спать, что неудивительно - его разбудили в четвертом часу ночи. На рю де Боссэ, в восемнадцатом округе, слышали выстрелы, перепуганная обитательница одного из домов вызвала полицию. Оказалось, в соседнем подъезде того же дома убит таксист, русский. Застрелен из браунинга, скорее всего, принадлежащего некоему Джорджу Госсену, американцу, который неделю как поселился в доме, сняв квартиру в rez de chaussee. Ни самого Госсена, ни оружия пока не нашли. В квартире - никакого беспорядка, хозяйке уплачено за месяц вперед. Среди вещей подданного САСШ тоже ничего заслуживающего отдельного упоминания не было, разве только коробка с патронами к тому самому пистолету. На узкой улочке, взобравшись передними колесами на тротуар, застыл автомобиль несчастного русского, мертвый водитель с простреленной дважды грудью лежал на пороге подъезда.
Выстрелы слышали многие, но соседи благоразумно не стали подходить к окнам. Только одна отважная дама - та, что позвонила в полицию, наблюдала за улицей до самого прибытия патруля. С ее слов, она проснулась за минуту до выстрелов и лежала в постели уже с открытыми глазами, когда на улице прогрохотало два раза. Она встала и тут же выглянула в окно. Посреди проезжей части стоял автомобиль, и больше ничего мадам Азуле не разглядела, улица была пуста. Тогда смелая женщина спустилась этажом ниже, к телефонному аппарату, и позвонила в полицию. По заявлению мадам, на это у нее ушло минут пять. Пока она говорила с дежурным, ей послышался звук работающего автомобильного мотора. Вернувшись на свой наблюдательный пост, женщина застала такси уже чуть не упершимся в стену дома напротив, заметить кого-либо на улице ей, к сожалению, так и не удалось.
Еще до рассвета мсье Шеро посчастливилось выяснить, что таксист привез сюда Госсена из "Народного дома". Откуда это стало известно? Инспектор вспомнил: у шоферов принято собираться в кафе у Гальяно, там закрываются далеко за полночь, и еще там есть телефон. Таким образом, чтобы вызвать такси, достаточно набрать номер и назвать адрес свободному водителю.
Убитого молодого человека звали Дмитрием Левицким. Около часа ночи Гальяно позвонил гарсон из "Народного дома" и попросил прислать машину для господина Госсена. Кстати, "Народный дом" - это довольно дорогое заведение на набережной, что-то вроде клуба, где завсегдатаями числятся многие из тех русских, что живут в шикарных кварталах Отёй и Мюэт. И... и если откровенно, то больше у Паскаля Шеро ничего не было. Ни соображений, где искать Госсена, ни даже самой идиотской догадки, зачем американцу убивать какого-то таксиста. Была надежда на Антуана.
Порой Паскалю казалось, что он отлично понимает своего остроумного и чуточку меркантильного приятеля, а иной раз тот поражал своей непрактичностью и целеустремленностью, при этом преследуя далеко не личные цели, стремясь к каким-то абстрактным идеалам. Может быть, все дело в том, что господин Тауберг был наполовину бошем, хотя и странно именовал своего отца "русским немцем". Как это может быть? Почему русским? Однако, было заметно: среди этих немыслимых и отчего-то все еще верящих в судьбу людей, Антуан чувствовал себя легко и свободно.
– Митя, - тихо-тихо проронила, едва ли не прошептала, совсем недавно улыбавшаяся Паскалю хозяйка квартиры.
– Да, я потому и пришел к вам. Мне сказали, что мсье Тауберг и вы, мадам, были знакомы с убитым. Мне очень жаль, что я не ошибся.
– Да-да, конечно. Вы, верно, хотите, чтобы я вам рассказала...
Неделей раньше
Где-то впереди, над морем шляп, шляпок, кепи, фуражек и прочих chapeau, протяжно свистнул паровоз, вагоны дернулись и нехотя поползли вдоль перрона. Саша застегнула пальто еще на одну пуговицу, она уже начинала скучать по Антону и будет по нему скучать еще две недели или "недели две, а там как карта ляжет". До сегодняшнего дня Александру Михайловну Тауберг сантименты особенно сильно не донимали, а потому и мужа своего на вокзал она ни разу не провожала. Но, боже мой, сколько же в ее жизни за эти годы было поездов и перронов, сколько отъездов и прощаний, скольких знакомых Саша Ольшанина, а потом и Александра Тауберг проводила без всякой надежды встретить когда-нибудь, и скольких она оставила там...
Нынче было другое. Непривычно неумолимый Саввушка настоял на визите к издателю-американцу. Северный вокзал, волей случая, оказался на полпути к старинному особняку, где квартировал Уильям Т. Скотт, а знакомый таксист Митя взялся подвезти всю компанию.
И Александра Михайловна, и Антон Карлович, четвертый год живя в Париже, прониклись своего рода корпоративным духом здешнего русского землячества, когда кофе и сардины непременно следовало покупать в магазине у Замятина, даже если мсье Ковенкур торговал тем же самым, но лучшего качества и ничуть не дороже. Галантерейные товары приобретали у Николая Струве, табак - у Феоктистова, и только делать прическу Саша соглашалась лишь у мадам Арно, впрочем, на весь город и не нашлось бы, наверное, ни одного русского парикмахера. Зато таксистов было великое множество, и Митя Левицкий из них был самым милым и самым застенчивым.