Шрифт:
Его слушали внимательно, не перебивали, давая возможность высказать все, что он считал нужным. В суде Вадим уже не говорил о том, что его участие в демонстрации объясняется влиянием Буковского, ни словом не обмолвился о политических взглядах и убеждениях Владимира.
Давая такие показания, Делонэ не мог не понимать, что это может очень тяжко отразиться на его последующей судьбе. Но он уже обрел мужество и уверенность в себе. И, если я уж цитировала показания Вадима на предварительном следствии, было бы несправедливо скрыть то, что он говорил в суде.
Цитирую его показания по протоколу судебного заседания, лист дела 359, оборот.
Я считаю, что демонстрация сама по себе не является нарушением общественного порядка.
Лист дела 359:
Владимир нисколько не принуждал меня идти на демонстрацию. Это решение я принял сам.
Лист дела 358:
Когда Владимир спросил меня, согласен ли я с содержанием лозунгов, я ответил, что согласен. Я знал, что Советский Союз подписал Декларацию прав человека и что Советская Конституция признает право на демонстрации.
Лист дела 357:
О порядке демонстрации говорил все время Буковский. Он инструктировал нас не сопротивляться. Это он крикнул на площади Хаустову, чтобы он не сопротивлялся и отдал лозунг.
А вот показания Евгения Кушева. Лист дела 361:
Арест Галанскова и Добровольского меня очень взволновал. Их идеи я не считаю антисоветскими. Кроме того, считаю, что с идеями надо бороться идеями, а не тюрьмой.
Лист дела 363, оборот:
Владимир всех предупреждал не сопротивляться, и лозунги отдать по первому требованию и разойтись. Нарушения общественного порядка со стороны демонстрантов не было.
Кушев говорил суду о том, что считал себя обязанным принять участие в демонстрации во имя дружбы, которая связывала его с арестованными КГБ Галансковым и Добровольским.
– Для меня в этом решении главным была наша дружба. Правовые вопросы меня тогда не занимали. Я не верил в то, что мои друзья могли совершить что-нибудь непорядочное, а тем более преступное, поэтому не мог оставаться сторонним наблюдателем.
Когда прокурор Миронов спросил Евгения, понимает ли он, что сама демонстрация была незаконной, Кушев ответил:
– Я не могу с этим согласиться. Я не считаю демонстрацию незаконной. Наша конституция разрешает демонстрации. Демонстрация является естественной и законной формой проявления гражданских чувств.
Ни Вадиму, ни Евгению судья Шаповалова не задала ни одного вопроса. Она ни разу не прервала их. Не пыталась уличить в том, что на предварительном следствии они по-другому оценивали свое участие в демонстрации.
Это не было безразличием человека, уже принявшего решение. Это было проявлением свойственной именно ей корректности и подлинного профессионализма. Она старалась не изменить присущей ей спокойной манере ведения процесса и тогда, когда начал давать показания Владимир Буковский.
Вот произнесены традиционные слова:
– Подсудимый Буковский, суд предлагает вам дать показания по существу предъявленного обвинения.
И Владимир начал:
– Я уже заявил суду, что не признаю себя виновным. Более того, я не понимаю, в чем меня обвиняют. Меня судят за то, что не может считаться преступлением ни в одном демократическом государстве, не должно считаться преступлением даже в такой стране, как Советский Союз.
Буковский говорил, что в Советском Союзе свобода слова реально не существует, что еще в 1961 году его друзья Осипов, Кузнецов и Бокштейн были осуждены судом только за то, что издавали рукописный журнал, что дело это не единственное – в Советском Союзе много таких дел, например недавнее дело писателей Синявского и Даниэля.
Шаповалова слушала показания Буковского до этой последней фразы с таким спокойным, непроницаемым выражением лица, как будто ничего необычного не происходило. Как будто не впервые в этом судебном зале звучали слова:
– В Советском Союзе – атмосфера несвободы. Гарантированные конституцией права граждан не соблюдаются.
Но когда были названы имена Синявского и Даниэля, судья перебила Владимира – в первый и в последний раз за все время, что он давал свои пространные и очень резкие по тону показания:
– Буковский, суд рассматривает дело о событиях 22 января. Я прошу вас давать объяснения именно по предъявленному вам обвинению. Мы не уполномочены сейчас обсуждать дело Синявского и Даниэля.
Так же спокойно, с тем же непроницаемым выражением лица выслушала она жалобу Буковского на ее действия, на то, что она прервала его показания, не дает ему возможность объяснить мотивы своих действий.
– Секретарь, запишите заявление Буковского в протокол судебного заседания. Буковский, вы можете продолжать показания по предъявленному вам обвинению.