– Ты упомянула про первый раз. Следовательно, был и второй. Если хочешь, я прокручу запись.

Сесилии показалось, что подруга уже готова рассказать, однако Гея передумала.

– Лучше поищи других свидетелей. Я не хочу больше об этом говорить.

– Ты ведь слышала: я не знаю, где взять других свидетелей.

– Поспрашивай в магазинах эзотерики.

– Почему именно там?

– В таких местах много чего интересного, и разговорчивые люди всегда найдутся.

Сесилия молча кивнула и спрятала диктофон. Гея тоже замолчала, и журналистка, не зная почему, вдруг почувствовала укол жалости к подруге.

И снова пробки на дорогах, водители из-за невозможности продвинуться вперед впадают в ярость… Нужно что-то сделать, что-то, нарушающее этот обыденный ритм. Больше всего Сесилию угнетало неизбывное одиночество. Ее небольшое семейство, за исключением двоюродной бабушки, приехавшей в Штаты тридцать лет назад, осталось на острове, а друзья-приятели – те, с кем она росла, смеялась и страдала, – разбросаны по всему свету.

Теперь, когда Сесилия думала о своих друзьях, она имела в виду только Фредди и Лауро, двух парней, столь же похожих, сколь и противоположных. Лауро был высок, с огромными глазами туберкулезника – он сильно напоминал легендарную исполнительницу болеро, в честь которой и прозывался. Точно так же, как и сама Ла Лупе, он постоянно гримасничал. Фредди, наоборот, был толстенький, с раскосыми глазами. Такая внешность и глубокое контральто обеспечили ему прозвище Фредди – в честь самой толстой в истории исполнительницы болеро. Если Лауро вел себя как капризная примадонна, то Фредди отличался отменной сдержанностью. Эти парни казались реинкарнациями двух знаменитых певиц и гордились таким сходством. Для Сесилии они были как два брата-ворчуна, которых приходилось вечно журить и опекать. Она очень любила обоих, но мысль о том, что эти двое – вся ее компания, угнетала девушку.

Добравшись до своей квартирки, Сесилия разделась и встала под душ. Теплая вода полилась на лицо. Девушка с наслаждением вдыхала аромат розовой пены и растирала тело губкой. Изгнание бесов. Чистота. Волшба ради очищения души. Она вылила на голову несколько капель святой воды, за которой раз в месяц ездила в церковь Милосердия.

Сесилия любила проводить время в душе. Здесь она исповедовалась, сетовала на беды и несчастья перед лицом Того, кто простирает свою власть надо всеми, и не важно, как его зовут: Олофи [8] или Яхве, Он или Она, Оба или Все. Сесилия не ходила к мессе из принципа. Она не доверяла любого рода руководителям и вождям, пусть даже духовным. Она предпочитала общаться с Богом напрямую.

Сесилия посмотрела в зеркало, раздумывая, открылся ли уже тот бар; она вспомнила свою встречу со старушкой. Даже эта женщина теперь казалась ей миражем. Скорее всего, Сесилия тогда напилась и грезила наяву. «Ну что ж, – сказала она самой себе, – если мартини порождает такие интересные видения, в этот вечер стоит выпить еще несколько бокалов. Звонить ли Фредди или Лауро?» Сесилия решила пойти одна.

Спустя полчаса она уже парковалась возле бара. Заплатила за вход и переступила порог. Было еще очень рано, и почти все столики пустовали. На экране сверкала божественная Рита, выпевая свое признание: «Ночью сон убежит от меня, если мне не поесть миндаля. Миндаль!.. Миндаль!.. Если тебя одолеет печаль, кушай миндаль». Сесилию приводило в восторг кокетство, с которым мулатка закатывала глаза, чтобы предложить кавалеру фунтик с орехами, а потом забирала обратно кошачьим движением, словно передумала и решила оставить лакомство себе.

– Прежде люди двигались по-другому.

Сесилия вздрогнула. Это замечание донеслось из темного угла, но девушке не было нужды всматриваться, чтобы понять, кто это говорит.

– И говорили тоже по-другому, – ответила Сесилия и ощупью пробралась к источнику звука.

– Вот уж не думала, что ты вернешься.

– Как же я могу не узнать продолжение той истории! – воскликнула журналистка, устраиваясь в темноте. – Видно, что вы меня совсем не знаете.

В глазах Амалии промелькнула улыбка, но девушка этого не заметила.

– У вас ведь найдется время для нового рассказа? – нетерпеливо спросила она.

– Времени у меня предостаточно.

И старушка, прежде чем приступить к рассказу, сделала маленький глоток.

Девочку сглазили. Стоя в центре комнаты, Епископша наблюдала, как растворяются и исчезают в тарелке с водой три капли масла – а это безошибочно указывало на волшбу.

– Господи! – крестясь, воскликнула донья Клара. – Что же нам делать?

– Спокойно, спокойно, – бормотала Епископша, подавая знак помощнице. – Ты уже привела свою дочку ко мне.

Анхела с полным безразличием присутствовала на ритуале собственного исцеления – ей не было дела ни до чего, кроме огня, полыхающего по всему ее телу. Это были мурашки, обливающие ее холодным потом, ад, разрывавший ее при каждом вздохе, бездонная пучина, попав в которую она замирала на месте, не в силах ни говорить, ни шевелиться. Девочку не заинтересовало известие о сглазе, она продолжала держать тарелку с водой, как велела ей женщина. Над ее головой дрожащее пламя свечи разбрасывало тени во все стороны – быть может, привлекая еще больше привидений, чем уже набралось в комнате.

Помощница, выходившая наружу, вернулась с котлом, от которого поднимались почти что аппетитные запахи: там дымились кипяченные в вине рута и кориандр.

Епископша, не прерывая молитвы, чертила над головой Анхелы крест.