Пассажирка

Семнадцатилетняя Этта Спенсер не подозревала, что ее виртуозное, на грани фантастики владение скрипкой – часть скрытых мистических способностей. Внезапно пробудившееся в ней магическое наследие отбрасывает девушку на сотни лет в прошлое. Напуганная и растерянная, Этта оказывается в 1776 году и в самой гуще морского сражения.

Ее спасает молодой капитан, который должен доставить девушку к загадочному семейству Айронвуд, настолько могущественному, что им оказалось под силу похитить Этту из ее времени. Но зачем?.. В поисках ответа Этта и Николас мчатся сквозь столетия, разгадывая еще одну загадку – тайну невероятного притяжения друг к другу.

Они восходили на гору, оставляя все дальше извилистые тропы, ведущие к ближайшим деревням, и мир раскидывался перед ним в своем первозданном виде: тихий, древний, таинственный.

Беспощадный.

Николас провел большую часть своей жизни на море или настолько близко к нему, чтобы чуять запах рыбы и морской воды при правильном ветре. Даже сейчас, когда монастырь вот-вот должен был проглянуть сквозь плотную завесу тумана и облаков, он поймал себя на том, что оборачивается, тщетно ища за высокими пиками Гималаев мглистую линию, где небо встречало изгиб рябой от волн воды – что-то знакомое, что могло бы стать якорем, прежде чем его смелость исчезнет вместе с уверенностью.

Тропа – извилистая череда ступенек и грязи – сперва тянулась через сосны, сочащиеся мхом, а теперь жалась к отвесным скалам, в которых непостижимым образом был построен монастырь Такцанг-Лакханг. Вереницы ярких молитвенных флагов на деревьях трепетали над головой, их вид несколько смягчил тяжесть в его груди, напомнив, как капитан Холл первый раз привез его в Нью-Йоркскую бухту и новые фрегаты были украшены флагами всех видов и форм.

Он в очередной раз поерзал под рюкзаком, несильным осторожным движением, чтобы облегчить боль от впившихся в плечи лямок и при этом не свалиться с узкой тропки.

Ты столько раз взбирался по такелажу, а сейчас вдруг испугался высоты?

Такелаж. Руки так и чесались прикоснуться к нему, почувствовать брызги моря, поднятые ветром, и корабль, рассекающий воду. Николас попытался отвести плечи назад, забросав песком искру негодования, зародившуюся где-то в животе, прежде чем она разгорелась. Он уже должен был вернуться – уже быть с Холлом, с Чейзом, нестись по гребням набегающих волн. Не здесь, в чужом столетии – двадцатом, боже ты мой, – с бездарным гулякой, требующим, чтобы Николас помогал застегнуть его новый плащ, зашнуровать ботинки, завязать шарф и нахлобучить нелепую широкополую шляпу, хотя имел две собственные руки и, судя по всему, мозг между ушами.

Кожаный мешок, висящий у него на шее, с силой шлепнул его по боку, когда Николас продолжил подниматься туда, где стоял Джулиан, упираясь одной ногой в ближайший камень, – его обычная поза, когда он полагал, что жаждущие полюбоваться им дамы рядом. Но сейчас Николас не мог понять, на кого он пытается произвести впечатление – на горстку птиц, которых они услышали, пробираясь по влажному лесу? Неужели он всегда был таким – склонным к драматизму, тщеславным, с полным отсутствием соображения, – а Николаса настолько ослепило чудесное обнаружение так называемого брата, новая жизнь, полная комфорта, богатства и приключений, что он охотно не обращал на это внимание?

– Теперь, малец, иди сюда и посмотри – это, знаешь ли, гнездо тигрицы. Черт бы побрал этот проклятый туман…

По правде сказать, Николас знал. Он взял за правило читать столько, сколько только мог, о тех местах, куда старик их отправлял, чтобы просчитать наилучшие варианты не дать безрассудному упрямому Джулиану умереть. Николаса, словно заноза, беспрерывно свербила нехватка знаний, образования. Поняв, что Семья никогда по-настоящему не обеспечит ему необходимую для путешествий подготовку, он начал задумываться, уж не намеренно ли ему не дают проявить себя. Эта мысль достаточно его разозлила, чтобы вынудить потратить большую часть скудных средств на учебники по истории.

– Падмасамбхава, бутанский буддийский гуру – в легенде, конечно, – прилетел сюда на спине тигрицы, – продолжил Джулиан, и на лице его расцвела ухмылка, которая вытаскивала их из бесконечных передряг и неприятностей, – улыбка, которая немедленно смягчала сердце и нрав Николаса, неизменно подначивая к прощению. – На обратном пути нужно заглянуть в одну из их медитативных пещер. Может, сможешь немного поразмыслить. Взгляни на этот вид и скажи, что не будешь скучать по путешествиям. Как иначе за свою короткую жизнь ты бы сюда попал? Отринь эту глупую идею, ладно?

Вместо того чтобы врезать брату по самодовольной физиономии или направить металлический наконечник кирки, привязанный за спиной, туда же, Николас снова сдвинул рюкзак и попытался не думать слишком много о том, что он в который раз сгибается под тяжестью Джулиановых и своих пожитков.

– Кажется, надвигается буря, – сказал Николас, гордясь тем, как твердо прозвучал его голос, несмотря на скрежет и свист негодования, снова вскипевшего у него внутри. – Восхождение лучше оставить до завтра.