Поднимаясь как-то ночью на мостик, я увидел на шлюпочной палубе закутанную в платок буфетчицу кают-компании командного состава Лизу. Она закончила Киевский университет и поступила работать на судно, чтобы повидать мир. Поговаривали, что она племянница капитана. Лиза, молодая черноокая и миловидная девушка, обычно веселая и задорная, любимица экипажа, сейчас тяжело страдала от морской болезни. Мучения ее продолжались до тех пор, пока мы не пришли в голландский порт Роттердам.

Здесь же на реке Маас стояло много судов, в том числе и большой пассажирский лайнер «Патрия» («Родина»), готовящийся к круизу на острова Яву, Борнео (теперь Калимантан) и другие. Мы очарованно смотрели на чистенькое, выкрашенное белой эмалевой краской многопалубное судно и думали, что на таком вот можно было бы плавать всю жизнь. Откуда же было мне знать, что через пятнадцать лет в этом же Роттердаме в качестве председателя закупочной комиссии я куплю эту самую «Патрию» для нашего Советского Союза и сам же приведу ее в Ленинград, за что нарком обороны К. Е. Ворошилов наградит меня золотыми адмиральскими часами.

А тогда в Роттердаме со мной произошел еще один курьезный случай. Я стоял на палубе и любовался стоящими на берегу маленькими яркими домиками, мельницами, усыпавшими весь берег цветами. Меня окликнула Лиза и попросила помочь ей принести большой цинковый таз, который стоял на палубе у камбуза. Я с охотой взялся ей помочь. Точно такой же таз был у нашего кока, и я сам не раз мыл в нем миски экипажа после обеда. Сейчас таз стоял заполненный мыльной водой, мисок в нем видно не было. Я подумал, что Лизе нужен таз, и решил грязную воду из него вылить. Поставил таз на планшир — и опрокинул его. И — о боже! — я услышал какой-то звон и увидел, как из таза за борт полетели ножи, вилки, ложки… Одним словом, я утопил весь столовый набор кают-компании командного состава.

— Саша, что ты наделал?! Что я скажу капитану? — Она впервые назвала меня по имени и тут же расхохоталась. До слез.

Вместе с ней хохотали все, кто стоял на палубе, — и наши, и голландцы. Они смеялись, а каково было мне! Я стоял и никак не мог понять: каким образом в нашем камбузном тазу оказались приборы из кают-компании? Недоумение мое развеял кок.

— Ты, браток, наверное, подумал, что это наш таз? А это Лиза принесла свой и попросила, чтобы я в него налил горячей воды.

Однако легче мне от этого объяснения не стало.

— Пошли-ка на расправу к капитану, — сказал мне подошедший старпом. И я поплелся за ним следом.

— Не трусь, — шепнула мне Лиза. — Капитан сам расхохотался, когда я ему рассказала. Я же тоже виновата, не предупредила тебя.

В кают-компании за столом сидели капитан, стармех и иностранцы. Капитан угощал их.

— Ну, докладывай, за какие грехи оставил ты нас без обеда? Что будем делать?

— Просить шипшандлера, чтобы он срочно доставил на борт комплект вилок, ложек и ножей, — ответил я.

— За чей счет? За ваш или Лизы?

— За мой. Виноват только я.

Капитан переводил мои ответы иностранцам, и вдруг я услышал, как он начал рассказывать им о моем единоборстве с рисовой кашей. Все от души смеялись, а я готов был провалиться сквозь палубу. Оказывается, капитан все знал. Он приказал пригласить в кают-компанию старого рулевого Макаренко и кивнул в мою сторону:

— Будем решать, что делать с этим молодцем…

Пока ждали Макаренко, один из иностранцев успокоил меня по-английски, что, дескать, набор из нержавеющей стали стоит недорого, что он распорядится и часа через два все будет на судне.

Когда появился Макаренко, капитан сказал:

— Вновь проштрафился наш молодец. К камбузу его и близко подпускать не надо. Душа у него к камбузному делу не лежит, повар из него не получится. А вот матрос он хороший, на руле стоит отлично, исполнителен, скромен. Словом, из него со временем хороший моряк получится. Каждое дело надо любить. Вот вы, Макаренко, превосходный пекарь. Ваши торты и пирожки я до сих пор помню. На руле вам по восемь часов уже стоять трудно, вы и сами как-то на это жаловались. Идите на камбуз вторым коком… Именинникам в море торты печь будете, в праздники стол станете украшать. Это же великое дело — хороший кок на судне! Соглашайтесь…

— Кому я должен передать свою вахту? — спросил Макаренко.

— Да вот ему, оставившему нас без обеда, — указал капитан на меня и приказал старпому: — Оформите все приказом с сегодняшнего дня. Да, и еще вот что: надо предоставить Саше возможность проходить в свободное от вахт время штурманскую практику. И помочь ему подготовиться к сдаче зачета после окончания рейса. Будешь продолжать учиться? — спросил меня капитан.

— Обязательно. После рейса вернусь в Петроград и буду сдавать зачеты, чтобы перейти на третий курс.

— Ну, что же, — по-отечески тепло сказал капитан, — поздравляю вас с новой должностью матроса первого класса. Я помогу вам освоить работу с секстаном, будем вместе ежедневно брать широту и долготу судна.

Я почувствовал, что становлюсь профессиональным моряком. Это сейчас младших судовых специалистов готовят училища. А в те годы постигать все морские премудрости приходилось самостоятельно. И тем более радостен был для меня этот миг перехода в новое морское качество.

Выйдя из Голландии, мы зашли в Бельгию, затем во французском порту Шербур приняли груз и взяли курс на бурный Бискайский залив. Встретил он нас сильной волной, усиливающимся штормом. Наш пароход бросало то вверх, то вниз, бортовая качка достигала сорока градусов. Камбуз не работал — с плиты все выбрасывало, питались мы холодными консервами и иногда удавалось разогреть чай. На руле стоять было тоже крайне тяжело, руль приходилось перекладывать с борта на борт. Это требовало огромных физических усилий. К концу вахты руки буквально отваливались. Удерживать судно на курсе было невероятно трудно, поэтому вахтенный помощник и сам капитан не отходили от рулевой рубки. Волна заливала судно, и боцман, старпом с матросами вынуждены были непрерывно следить за креплением люков горловин, чтобы вода не попадала внутрь судна.