– Не-а, – мутные глаза закатились внутрь.

В ведомственном госпитале, оказавшемся, к счастью, неподалеку, в Голицыно заведующий отделением интенсивной терапии печально покачал головой, когда посетитель спросил о перспективах.

– Хотелось бы надеяться на чудо, но оно маловероятно. Слишком запущенный случай. Сильная интоксикация. Следует ожидать, что откажут почки и печень.

– Ничего нельзя сделать? – Алехин видел: смерть уже распростерла мантию над сморщенным и состарившимся человеком. Его земной облик таял.

– Постараемся. Только сам не хочет бороться.

– Мне необходимо с ним поговорить.

– Невозможно. Больной совершенно отключился от нашего мира.

– Есть способ привести его в сознание хотя бы на несколько минут?

– Теоретически да, но это ускорит исход. Не возьму на себя ответственность. Лишь если руководство службы прикажет…

Матвей вновь связался с Чудовым.

– Зачем тебе нужен Директор? Его не подключали к операции, – засомневался тот.

– Вопрос не оперативный, а личный.

– Ладно, соединяю.

Руководитель разведки был сама любезность. Не задавая вопросов, тут же приказал врачу сделать «невозможное». Прощаясь, пригласил товарища Грига поужинать прямо сегодня: «Мы же не виделись после вашего возвращения из Афганистана. Обменяемся впечатлениями. Скажем, часиков в восемь. Место сообщу позже, где-нибудь поблизости от вашей берлоги».

Получив санкцию, заведующий отделением вызвал реаниматоров. Скоро Жданов оживился. Медики вышли. Посетитель склонился над койкой.

– Алехин Матвей Александрович. Мы встречались в 1988 году. Узнаешь?

– Нет.

– Ты тогда сделал мне фотоаппарат-бомбу.

– Фотоаппарат, да.

– Помнишь Адмирала?

– Адмирала, да.

– Он поручал тебе придумать, как спрятать нечто очень ценное?

– Не помню.

– Что-то необычное в 1991 году Адмирал заказывал?

– Мешки.

– Какие?

Жданов застонал и отключился. Заведующий вернулся в палату с озабоченным видом.

– Вы видите, мозг затуманен. Не скоро придет в сознание.

– Он вроде бы не узнал меня.

– Скорее всего, нет. Hippocampus уже не функционирует, мозг не способен усваивать и анализировать новую информацию. Даже зрительные образы. Например, ваше лицо.

– Однако кое-что вспомнил. Из прошлого.

– Длительная информация хранится в префронтальной коре. Её молекулярные механизмы памяти разрушаются из-за интоксикации не столь быстро.

– Если попробовать вновь, скажем, завтра?

– У него плохие показатели, сожалею, – нахмурился доктор, предвидя очередное ухудшение статистики по отделению. Хотя смертность в России и так высока. В том числе от цирроза печени – пьянство убивает мужчин, не щадя и отставных чекистов. – Если переживет ночь и сам на утро очнется, то шанс появится. А вообще, его может спасти только желание жить.

В больничном парке на Алехина накатила печаль за старого коллегу, которого едва успел застать в живых. Других результатов поездка в «Солнечную поляну» не принесла. Разве что упоминание о мешках, если это не плод белой горячки. Тут гиппокамп Матвея продемонстрировал, что шустро способен переваривать новую информацию, и разведчик, сев в «мерседес», поехал не на автомойку – отчищать рвоту Жданова с заднего сидения, а на север, к даче Адмирала. Там находилась его дочь, ожидающая потенциальных покупателей. Скромные размеры участка, дряхлость домика и близость к взлетно-посадочным полосам «Шереметьево» не обещали скорой продажи наследства.

– Помните меня? Я – сослуживец вашего батюшки. Извините за беспокойство, мне поручено кое-что проверить в связи с письмом Адмирала. Как вам удалось его передать Президенту?

– Добрый день. По-моему, мы с вами встречались после смерти отца, – женщина по привычке орала, стараясь перекрыть шум от очередного авиалайнера, над головой заходящего на посадку. – Я случайно встретила Администратора на похоронах общего знакомого. Так оно дошло до адресата?

– Да. Еще вопрос: вы передали мне тогда сувенир от Адмирала, скажите, оставлял ли он что-то еще кому-нибудь?

– Нет, отец стал очень замкнут после отставки, последние годы даже со мной не общался.

– Скажите, а мешки у него остались?

– Что вы. У него не было никаких мешков. Хотите чаю?

– С удовольствием, – согласился разведчик, которому требовалось взглянуть на логово бывшего шефа.

Зрелище вызывало чувство стеснения за Родину, чей верный сын, руководитель разведки провел остаток лет в крайне стесненных условиях. Жилище имело два плюса: электричество и кустарное газовое отопление. Колодец и «удобства» во дворе соседствовали с кустами смородины и парой яблонь. Внутри, если не считать веранду с одинарным остеклением, лишь две комнаты: кухня-столовая и кабинет-спальня. Обставленные случайной мебелью, они казались киношной декорацией о тяготах жизни в СССР. Правда, имелось несколько страшненьких поделок из дерева – явно сам вырезал, и с дюжину книг. На стенах висели старые фотографии кораблей, вероятно, имевшие ностальгическую ценность для Адмирала.