Он стрелял из лазгана почти непрерывно, поражая любую цель, попадавшую в прицел. Смерть не пугала его; она даже не вызывала злости. Он убивал восемь лет на законном основании. Он убивал двадцать лет. Он жил, убивая и, если получится, умрет, убивая.

Бедло выстрелил из огнемета и смотрел на открывшееся перед ним зрелище. Это было не то, чего он ожидал.

Все это должно было быть не так. Как же это случилось? Кто предал их? Где Шуи? Почему он не вернулся, чтобы предупредить их? Сколько врагов стоят сейчас здесь перед ними? Остались ли пути к отступлению? Можно ли еще спастись? Скольких он успеет убить, прежде чем все закончится? Как это случилось? Кто виноват?

Спустя три минуты Маллет с изумлением обнаружил, что еще жив и стреляет.

Босс оставил огнемет и стрелял из лазгана в толпу врагов, едва различимых во мраке.

Эйлли не смог сделать ни одного выстрела. Его ноги словно приросли к полу, а руки безвольно повисли. Все происходило очень медленно, и ему казалось, что прошли часы с тех пор, как они вышли из кухни.

Твари как-то смогли отделить мальчика от Бедло и Маллета. Более опытные подпольщики продвигались вправо, подальше от сцены и большей части ответного огня врага.

Бедло не знал, попадает ли он в кого-то, если вообще в кого-то попадает, но знал, что в него еще не попали. Как будто специально стреляли мимо. Бедло и Маллет отошли вправо. Мальчик не двигался.

Враги собрались вокруг Эйлли, почти игнорируя двух остальных подпольщиков. Твари начали смеяться и тыкать в него. Они были очень близко. Мальчику казалось, что сейчас он перестанет дышать. Они хотели, чтобы он двигался; он хотел двинуться, но не мог.

Кто-то выстрелил в пол. По крайней мере, Эйлли показалось, что стреляли в пол, но потом он почувствовал что-то на своей ноге. Она была мокрой и горячей. Он боялся посмотреть вниз, но не падал. Что они говорили? Почему он не видел, как двигаются их рты, но слышал их странное рычание? Ни на чем невозможно было сосредоточиться.

Потом один из врагов схватил Эйлли, перекинув через плечо, и по ступенькам поднял его на сцену. Поставив мальчика на ноги, он спрыгнул со сцены обратно в толпу своих товарищей.

Эйлли онемел и не мог двигаться. В глазах все расплывалось, и он даже не мог нормально слышать. Но он больше не был испуган. Просто невозможно так долго оставаться настолько испуганным.

Он был готов делать то, что они от него хотели, но не знал, что это. Он не знал, что Шуи плясал и кривлялся для них. Он не знал, что они хотели развлечься, прежде чем убить его. Он уже должен был умереть.

Внезапно прямо перед ним появился квадрат света. Силуэты десятков монстров вырисовывались на фоне открытой двери, за которой был дневной свет. Вдруг все чувства снова вернулись к Эйлли. Он слышал вой и свист толпы, и видел врагов, повернувшихся к вошедшему. Он чувствовал запах крови Шуи, оставшейся на сцене. Он ощущал боль в раненой ноге. Он чувствовал, как мышцы кишечника сжимаются, и рвота подступает к пищеводу — реакция его тела на ситуацию.

Его движения все еще не были сознательными, но реакция тела заставила Эйлли согнуться и извергнуть содержимое своего желудка на сцену. После этого он уже не мог стоять.

Кто-то из врагов, или заскучав, или будучи раздражен, или просто реагируя на внезапное появление, выстрелил в человека, открывшего дверь театра — и не он один. Высокий седой старик упал под градом огня. Он умер мгновенно, от какого-то из семнадцати выстрелов, поразивших его тело, прежде чем он упал.

Эйлли не узнал человека, пришедшего им на помощь. Он видел лишь темный силуэт на фоне дневного света, содрогавшийся от попаданий лазерных выстрелов. Теперь Эйлли осознавал происходящее, даже более чем в тот момент, когда вошел в кухню театра — и это сознание убило его. Мальчик тихо упал на пол сцены, хотя в него больше не стреляли, и не было никаких признаков, что он сейчас умрет. Неважно, что убило его. Не имело значения, был ли это инсульт или сердечный приступ, разорвался ли какой-то сосуд в его хрупком теле.

Эйлли умер без боя, не сделав ни единого выстрела, и лишь легкое ранение в ногу указывало, что он подвергался опасности. В его смерти не было достоинства. Ни малейшего.

Когда открылась дверь театра, Бедло и Маллет обернулись. На долю секунды Бедло подумал, что кто-то пришел к ним на помощь, может быть, та ячейка, которая дала им оружие. На секунду в нем воскресла надежда. Маллет не почувствовал ничего, а просто продолжал стрелять, радуясь дополнительному освещению, когда к нему привыкли глаза.

Он не удивлялся тому, что противник не стреляет в них. Он знал почему.

Убив вошедшего, враги вернулись к травле Маллета и Бедло. Мальчик разозлил их тем, что умер слишком быстро, ничего не сделав для их развлечения, и они хотели наверстать упущенное. Они хотели этого так сильно, что среди них вспыхнуло несколько ожесточенных драк, и трое солдат погибли от рук своих же товарищей. Бедло и Маллет ранили еще нескольких, но число убитых на счету их обоих начало стремительно расти — врагов освещал дневной свет через открытую дверь, которую никто не позаботился закрыть.