К концу этой речи несчастный Шнырь сидел на рассыпанном столовом серебре, не чувствуя, что в зад ему впиваются зубья вилок, и трясся от страха. Пропала его головушка, Дирвен его до смерти замучает, нипочем не пожалеет.

– Разве что взять тебя с собой? – в раздумье произнес господин. – Когда мы выберемся с территории, которую контролирует Дирвен, я опять смогу колдовать и уж тогда не дам Шныря в обиду. Что ж, это вариант…

– Возьмите меня с собой! – гнупи подполз к Тейзургу, ухватил его за штанину и всхлипнул. – Не дайте пропасть сиротинушке, я же вам верно служу, много раз уже пригождался, не бросайте меня, заберите отсюда!

– Решено, – согласился господин после томительной паузы. – Ты пойдешь со мной. Давай-ка собирай все, что пригодится нам в дороге. Там, где работает Накопитель, невозможно открыть Врата Хиалы, поэтому призывать Лиса бесполезно. И от любых артефактов надо держаться подальше – все они подвластны Дирвену, так что придется выбираться из Аленды через катакомбы. Но сначала мы найдем Крысиного Вора, его тоже захватим с собой. Не бойся, я не позволю ему в дороге отнимать у тебя пойманных крысок.

– Пусть только попробует! – проворчал Шнырь, в сердцах погрозив кулаком. – Уж я ему тогда покажу, где крухутаки зимуют, он-то сейчас не маг, хе-хе! Он меня теперь даже не видит! Господин, а вы меня видите?

– Я-то вижу. Отрадно, что мои чары по-прежнему действуют, и ты невидим для всех, кроме меня. Впрочем, без возобновления они постепенно ослабеют, прими это к сведению и не зарывайся.

Он рассовал по карманам деньги из кассы, гнупи тем временем вытряхнул из вышитой матерчатой сумки сломанный веер, обгрызенные карандаши и пожелтелые бумажные пакетики, взамен запихнул туда все нужное. Сумка была для него великовата, господин сам ее взял и повесил на плечо, обронив что-то едкое по поводу вышитых на ней грибов с розовыми бантиками на шляпках.

– А знатно мы кондитерскую разорили! – с гордостью выпалил Шнырь, оглянувшись напоследок. – Как вы, господин, иногда говорите, изысканно получилось, правда же?

– Изысканно – это еще мягко сказано, – криво ухмыльнулся Тейзург.

Человек и гнупи-невидимка шагали по безлюдным ночным улицам мимо темных домов с дремотно светящимися окошками.

– Вот беда-то, что Дирвен этакую неслыханную власть над городом взял, – пробормотал Шнырь, опять пригорюнившись.

– Здесь Ложа виновата, – презрительно фыркнул маг. – Светлейшим олухам надо было использовать технику манипулирования, а они вместо этого пытались воздействовать на него бюрократическими методами. Пусть теперь локти грызут. Ложа упустила свои шансы, и никто не знает, что будет дальше.

Он не сказал о том, что во время битвы посодействовал Дирвену, а Шнырь, понятное дело, ни словечком не выдал, что знает его тайну. Помешав Боевому Кругу, Тейзург устроил величайшую пакость всем волшебникам, сколько их есть в Аленде – даже себя ради этого не пожалел. Семеня рядом, гнупи порой косился на него с восторгом и благоговением: вот какой шнырёв господин, всем напакостил круче некуда, никто другой так не сможет!

Две дюжины мужчин, вооруженных приставными лестницами, молотками и ломиками, облепили здание, словно тараканы кухонный буфет. Случайный прохожий, глянув издали, мог бы подумать, что они ремонтируют фасад. Если бы… Стоявший в толпе Суно Орвехт, небритый, отощавший за полторы восьмицы босяцкой жизни, угрюмо наблюдал, как они под одобрительные вопли зрителей разбивают маскароны, сносят головы статуям и со всей дури колошматят по лепным карнизам.

– Сокрушайте зло, неугодное светлым богам! – хрипло выкрикивал со ступеней парадного крыльца Шаклемонг Незапятнанный. – Пусть глаза человеческие не узрят больше никакой дрянной прелести, ибо лучше я вырву ваши глаза, чем позволю глядеть на демонские извраты! Искусство от слова «искушение», а искушение происходит от демонов Хиалы, и светлые боги плюются с небес, когда люди беззаконно сотворяют что хотят! Бейте статуи голых девок, бейте окаянные каменные цветы, которые меня на мысли срамные наводят, ежели смотрю я на них своим взором младенчески невинным, потому что похожи эти цветы, демонскими прислужниками изваянные, на всем известное незнамо что! И много такового непотребного искусства развелось как гнили по всей Аленде, и много у нас впереди борьбы, а светлые боги за этот поход во имя правды вознаградят нас денежной удачей и долгой безбедной жизнью!

«Чтоб тебя, засранца, обломком статуи зашибло», – с горечью подумал Суно. И пожалел о том, что он не Грено Дурной Глаз.

Обитатели дома ничем не выдавали своего присутствия. Скорее всего, спрятались в подвале. Банда Шаклемонга покуражится, разнесет весь декор и двинется дальше, а если выйдешь к ним и попытаешься урезонить – плохо кончишь. Возле иных разгромленных особняков Суно видел подсохшие лужи крови.

Шаклемонг Незапятнанный, автор посредственных нравоучительных книжек и выдающийся скандалист, над которым до недавних пор потешалась вся Аленда, после перемены власти набрал силу: теперь это королевский советник по вопросам нравственного воспитания ларвезийских подданных.

Ради пресловутого воспитания он водил по городу толпу своих сторонников, раззадоренных и вооруженных – те громили театры, бордели, чайные с сомнительной репутацией, книжные лавки и салоны красоты, уничтожали скульптуры, сбивали со зданий барельефы. Случалось, кого-нибудь поколачивали, вволю поглумившись. Все это называлось «избавлением города от демонской скверны».

Зато нового короля Незапятнанный восхвалял истово и самозабвенно. На второй день после переворота он пришел на Оружейную площадь в рубище и со слезами на глазах прилюдно покаялся в том, что «вовремя не разглядел величайшего легендарного героя наших дней» и «позволил себе по скудоумию поносить его в своих писаниях грешных», о чем всей душой сожалеет. Наглый конопатый поганец, лузгавший семечки на дворцовом балконе, его извинения благосклонно принял и тем же вечером подписал указ о назначении Шаклемонга главным нравоучителем Ларвезы.