Альтернативная история. В 1917 революцию удалось предотвратить. Зимой 1932 года в Санкт-Петербурге убит подполковник Отдельного жандармского корпуса, за рубежом активизировались террористы, в Париже провал российской разведки. Полковнику Гумилеву поручено выяснить, есть ли связь между этими событиями.
ЧАСТЬ I.
Никишов ушел со службы поздно. Свернул с Литейного, неспешно прошелся по Кирочной, а там уже и дома достиг. Пешие походы со службы, он в своем пятидесятисемилетнем возрасте находил для здоровья чрезвычайно полезными, и старался поблажки себе не давать. Утром ведь не то, утром в присутствие торопиться следует. Да и какой по утру, после пробуждения, завтрака да сборов, моцион? Совершенно невозможная вещь. Нет, вечером, когда уже и галстук ослабить можно, или, ежели по форме когда, то ремень, пройтись, минут не считая, прошедший день обдумать неторопливо. Да и успокоиться по пути иной раз не мешало, работа в Охранном департаменте душевного равновесия не прибавляла, а появляться в раздражительности дома он не любил. Дома тихо должно быть, покойно. Вот и сегодня, весь день пробегав, да так работу не закончив, вышел он со службы в настроении преотвратнейшем. - Эй, дядя! Закурить не найдется?
– типчик, окликнувший пожилого, представительно одетого мужчину, входящего в арку дома, выглядел типичной лиговской шпаной. Брюки клеш, круглая шапка-финка, со свисающими развязанными тесемками надвинута до бровей, в углу кривящихся губ свисает тлеющая папироса. - Не курю - обронил подполковник, все еще переживающий за пропащий рабочий день. - А чо эт ты так, дядя?
– развязно поинтересовался молодчик, сплюнув окурок и выуживая из-под полы финку. Объект он выбрал неудачный. Ветеран Жандармского корпуса, пусть и перешедший год назад на сугубо кабинетную должность, оружие носил неизменно, даже в штатском обличии. - Брось нож, мерзавец - презрительно процедил Никишов, привычно обхватывая рукоятку "Вальтера" в кармане пальто. О хулиганских шайках в окрестностях Лиговки он был наслышан, но бояться городской шпаны человеку, лично повязавшему не один десяток бомбистов? Смешно, господа. Право, смешно. Тихих шагов сзади подполковник не услышал, и удара по голове не почувствовал, сразу провалившись в беспамятство. А потом стало поздно.
Телефонный звонок оторвал начальника Охранного департамента от завтрака. Через сорок минут он уже вылезал, опираясь на трость, из служебного автомобиля в Дегтярном переулке. Выехать на место убийства заместителя начальника делопроизводства, занимающегося секретной агентурой, Коттен посчитал для себя необходимым. В подворотне уже наблюдалась привычная для подобных случаев суета. Над лежащим у стены телом склонился врач, рядом, с папкой и пером умостился судебный следователь в мундире, чуть поодаль пытался приспособить штангу с камерой полицейский фотограф. Все как обычно, как много раз видел генерал прежде. К машине быстро подошел высокий, худощавый парень в цивильном, представился: - Начальник отделения Сыскной полиции, коллежский асессор Шатунов. - Фон Коттен - кивнул шеф Охранки, пожал сыщику руку, спросил: - Что там? - Труп обнаружил дворник, два часа назад. Побежал в околоток, оттуда вызвали нас. Личность установили со слов дворника, сразу связались с Корпусом. Ваш дежурный офицер... - Это потом - отмахнулся Михаил Фридрихович. Что выяснили? - Пострадавший, похоже, возвращался домой, в подворотне нарвался на грабителей. Вероятно, ударили по голове железным прутом, прут мы нашли. Потом, оглушенного уже, зарезали. Возможно, он видел нападавших, мог опознать, и когда грабители нашли удостоверение... - Понятно - снова оборвал генерал. Дальше. - Пропали бумажник, часы, запонки, заколка для галстука, может статься еще что-то - не реагируя на резкость шефа Охранки, терпеливо продолжил доклад полицейский. Вероятно, оружие. Ваш офицер сказал, что Никишов носил при себе пистолет? - Да - сухо подтвердил генерал, посмотрел на сыскного и поймал себя на мысли, что разговаривает с этим Шатуновым, похоже, опытным и умелым сыщиком, совершенно неправильно, срывая злость от убийства сослуживца на человеке, занятом розыском убийц и по-видимому выполняющим свое дело как полагается. Впрочем, раздражение не уходило. Отдавая себе отчет, что задает вопрос совершенно банальный и явно преждевременный, Коттен все так же холодно поинтересовался: - Подозреваемые уже есть? Против ожидания, коллежский асессор кивнул: - Приметы есть. В соседнем доме живет инженер-путеец, с Финляндского. Он вчера, примерно в двадцать три часа, видел в окно двоих убегающих из арки. По описанию, лиговские, из хулиганья. Уже ищем, ваше превосходительство. В принципе, многие из них нам известны, по приметам постараемся установить. "Вот так - грустно подумал Коттен. Служил Паша, к пенсиону готовился, два ранения от боевиков имел, а погиб в родном дворе, от шпаны какой-то". Подполковника он знал давно, приятельствовали. Никишов состоял в его подчинении еще до войны, особо не выделялся и высоких постов не занимал, но контрразведчиком был цепким и офицером надежным. Последние годы он занимался учетом агентов, курировал работу с секретными сотрудниками Охранного. И вот... "И ведь теперь даже вспомоществование-то семье мизерное выйдет. Не на службе, чай, не за государя и отчество... Кто там у него?
– профессиональная память услужливо откликнулась: жена, две дочери. Поздние дети, в гимназии, поди, еще. Жил на жалованье. Теперь семья без средств останется, что там пенсия за умершего? Если б при исполнении еще..." Он нахмурился, и спросил полицейского: - Уверены, что это обычный грабеж? Сыщик пожал плечами: - На вид да. А так - вам виднее. Генерал задумчиво постучал кончиком трости, с которой с недавнего времени не расставался, по стоящей на тротуаре урне, потом махнул рукой, подзывая маячившего неподалеку офицера в жандармском мундире. Подошедшему представляться необходимости не было, дежуривший ночью полковник Коттену был прекрасно известен. - Знали его?
– спросил генерал, поздоровавшись. - Так точно, Михаил Фридрихович. Вместе работать начинали. - Что скажете? - Грабеж - не задумываясь, ответил Гриднин. Сыскные молодцы, хорошо отработали. Еще бы шайку эту взяли, и вообще цены им не будет. - Грабеж...
– вяло протянул начальник, потыкал зачем-то тростью в лужу, и задумался. - Вот что - приняв решение, обратился он к Шатунову, - у погибшего нашли какие-нибудь бумаги? - Бумаги? - Да. Сообщаю для сведения: подполковник Никишов вчера выполнял особую задачу, поэтому был в партикулярном и возвращался поздно. На службу не ворочался, значит, документы имел при себе. - Нет - Шатунов прищурился, вспоминая, и с уверенностью закончил - бумаг не было. Из документов только служебное удостоверение рядом с трупом лежало. И спросил сам: - Есть основания предположить связь убийства с его службой? - Есть - вздохнув, заверил Коттен. Значит так - и снова переменив тон, начал выдавать чеканные фразы распоряжений: То, что я вам сообщил, строго секретно. Расследованием займется полковник Гриднин, коль он уже в курсе. Вы будете работать с ним, с вашим начальством я договорюсь немедля. В суть сказанного мною никого из полиции не посвящать, о любых шагах сообщать Гриднину. Организовать широкую облаву... Николай Ильич - обратился он к полковнику - обязательно задерживать и отрабатывать подозрительных политических, по нашей картотеке. Впрочем, мы сейчас еще поговорим. Найдете лиговских - снова повернулся генерал к сыщику - сообщите нам. Задерживать будет Корпус. Вопросы? - Не имею - четко отрапортовал коллежский асессор. Опытом совместных с жандармами расследований Александр Дмитриевич располагал, и ничего необычного в указаниях начальника Охранки, о котором его прошлые жандармские компаньоны по сыску отзывались исключительно в превосходных тонах, не видел. Что ж странного в том, что зарезанный в подворотне жандармский подполковник, похоже, убит террористами, а не налетчиками? Необычным выглядело скорее, обратное. Но искать убийц все равно надо, а раз замешаны уголовные - нужна и Сыскная. Шатунову ход мыслей генерала представлялся логичным. Коттен развернулся, отвел в сторону Гриднина и быстро спросил: - Николай Ильич, на дежурстве сильно устали? - Никак нет, готов к службе - отозвался полковник. Но я не совсем... - Я пока и сам не совсем - перебил его начальник. Но мысли появились.
"Его превосходительству Начальнику ОД ОКЖ Генерал-лейтенанту М.Ф. фон Коттену.
Рапорт
Доношу, что в ходе проведения розыска по факту убийства Никишова П.П. мною, совместно с чинами Сыскной полиции были установлены лица, совершившие настоящее преступление..." Биографические сведения обоих грабителей, начальник Охранного пробежал мельком. Не было там ничего интересного, шпана как шпана. А вот дальше: "...вина Плаксина и Молочкова полностью установлена собранными доказательствами, как то:– - Опознанием указанных лиц, как пребывавших на месте преступления. (протокол опознания г-ном Федорчуком А.У. прилагаю)– - Изъятием у скупщицы краденного Дрексер принадлежавших Никишову запонок, заколки для галстука, часов "Брегет", и допросом Дрексер, показавшей, что указанные предметы она приобрела у Плаксина днем 22.10. с.г. (протоколы выемки и допроса Дрексер С.И. прилагаю)". Эту часть Коттен читал внимательно. Добравшись до последнего пункта: "10. Изъятием при осмотре трупа Плаксина пистолета системы "Вальтер ППК", принадлежавшего Никишову. (протокол осмотра места происшествия прилагаю)" – генерал недобро усмехнулся, и остаток перечня пробежал мельком. А вот конец рапорта зачитал вслух: – При аресте Плаксин и Молочков оказали вооруженное сопротивление жандармам Отдельной команды Санкт-Петербургского ГЖУ. В ходе завязавшейся перестрелки, задерживаемые убиты... Свое оружие у них было?
– спросил Михаил Фридрихович, откладывая документ. - Да, конечно - отозвался Гриднин. Кроме "Вальтера" Павла Полуэктовича, у обоих финские ножи. - В таком случае, действия команды будут признаны верными без обсуждений - удовлетворенно улыбнулся генерал. Вооруженные душегубы, опасность бесспорная.
"Его превосходительству Начальнику ОД ОКЖ Генерал-лейтенанту М.Ф. фон Коттену Доношу, что 5.11. с.г. сотрудником 2 отделения 1 делопроизводстваОД ОКЖ штабс-ротмистром Наседкиным В.Г. получено сообщение от секретного агента "Каток" о том, что в кругах, близких к подполью "Объединенной революционной социал-демократической партии" циркулируют упорные слухи о совершении успешного теракта в отношении подполковника ОКЖ Никишова П.П. членом подпольной организации российского центра "Объединенной РСДП" по прозвищу "Юзик". По мнению "Катка", теракт совершен в качестве мести за участие Никишова в прошлом году в ликвидации подпольной молодежной организации "Утренняя Заря", близкой к "Объединенной РСДП", в Вильне. Вышеупомянутый "Юзик" являлся активным членом "Утренней Зари", арестовывался по данному делу и лично знал Никишова. Агентурную записку N 001018 прилагаю. Заведующий 1 делопроизводствомОД ОКЖ подполковник Сиволапов В.А. Виза: Сиволапову. Установить Юзика, проверить причастность к убийству. В случае подтверждения сведений - задержать. М.Ф. фон Коттен".
"Заведующему 1 делопроизводством ОД ОКЖ подполковнику Сиволапову В.А. По учетам Центрального справочного алфавита проходит только одно лицо по прозвищу"Юзик": ГРИГУЛЯВИЧУС Юозас Ромуальдович, 5.05.1913 года рождения, уроженец г. Вильна, из мещан, караим, член молодежной организации "Утренняя Заря", вероятно член "Объединенной РСДП". Привлекался: 9.11.1931 г. Задержан ОД Виленского ГЖУ, на основании Указа "О беспощадной борьбе с бомбистами и их соумышленниками от 7.08.1916 в редакции 27.02.1928 г.", по подозрению в причастности к террористической организации - "Объединенной РСДП". Привлечен к переписке в порядке охраны на основании Положения "О мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия". 3.06.1932 г. Особым Совещанием при МВД на основании установленных перепискою фактов антиправительственной агитации определен административный надзор на два года по месту проживания. 8.06.1932 г. Освобожден из под стражи с передачей под административный надзор полиции г. Вильно. По данным именной картотеки, после освобождения из под стражи имел встречи с членами подполья "Объединенной РСДП" в Виленской губернии Модзелевским (контрольные дела 2.7.В, 2.7.344), Лацисом (контрольные дела 2.7.В, 2.7.271). Подозревается в причастности к контрабандному ввозу оружия и запрещенной литературы через порты Прибалтийских губерний. за Начальника ЦСА ОКЖ поручик Трутков".
"Его превосходительству Начальнику ОД ОКЖ Генерал-лейтенанту М.Ф. фон Коттену Произведенной по вашему указанию проверкой установлено, что об ответственности за убийство подполковника ОКЖ Никишова П.П. заявила Боевая группа "Объединенной РСДП" (Савинков). По распространяемой через газету "Объединенной РСДП" "Правда" (Швейцария) версии, теракт совершен в качестве мести за участие Никишова осенью 1931 года в ликвидации подпольной молодежной организации "Утренняя Заря", близкой к "Объединенной РСДП", в Вильне. Личность исполнителя теракта не называется. По данным агентов внутреннего наблюдения установлен подозреваемый в организации теракта:Григулявичус Ю.Р. по прозвищу "Юзик" (справку ЦСА о личности прилагаю). Указанный Григулявичус находился в Санкт-Петербурге с 15.10. с.г., выехав с разрешения исправляющего административный надзор полицмейстера г. Вильно в столицу для подыскания места учебы. Обнаружено, что во время нахождения в Санкт-Петербурге Григулявичус проживал по ул. Кемская 8 - 3, хозяин квартиры - Смирнов А.П. подозревается в причастности к подпольной организации "Объединенной РСДП". О деятельности Григулявичуса во время нахождения в Санкт-Петербурге сведений не имеется. Григулявичус был задержан 21.10. с.г. в ходе общей разработки лиц, склонных к антиправительственной деятельности на предмет причастности к убийству Никишова. Опрос произведен поручиком Бахметьевым (3 делопроизводство ОД ОКЖ), Григулявичус причастность к преступлению отрицал, отпущен 22.10. с.г. с предписанием покинуть Санкт-Петербург в течение суток. По месту временного проживания более не появлялся, в г. Вильна не прибыл, местонахождение его неизвестно. 7.11. с.г. Григулявичус объявлен мною во всероссийский розыск. Обращаю ваше внимание, что доказательствами участия Григулявичуса в убийстве Никишова следствие не располагает, данные о его причастности состоят лишь из сообщений сотрудниковвнутреннего наблюдения, базирующихся, вероятно, на сообщении самого Григулявичуса Боевой группе "Объединенной РСДП". Заведующий 1 делопроизводствомОД ОКЖ подполковник Сиволапов В.А". Прочитав рапорт, генерал потер рукой лоб, и уточнил у сидящего напротив офицера: - Владимир Александрович, как прикажете понимать последнее замечание? - Для суда на Григулявичуса у нас ничего пока нет. То есть, если он, конечно, сам не признается. Но это же его поймать сперва надо - развел широкие ладони в стороны жандарм. Разговоры их боевки ничего не стоят, они, бывало, приписывали себе совершенно случайные происшествия, помните? А донесения агентов в суд не предъявишь. Да и нет там ничего конкретного, слухи единственно. - Очень интересно. Считаете, Юзик этот, мог приписать себе теракт? Для престижа?
– насторожился Коттен. - Да нет, не похоже. По данным Гриднина там действительно был третий. Плаксин, которого пристрелили при задержании, успел, умирая, Николаю Ильичу наболтать. Но это тоже не доказательство. Так, основание для розыска. Тем более, тут могут возникнуть вопросы к Отдельной команде...
– подполковник взглянул на начальство, убедился, что слова его раздражения не вызвали, и закончил: Могут начать спрашивать, что мол, как это? Убитый при сопротивлении, еще и поговорить успел? - Мало ли как - буркнул, поморщившись, начальник. Ранили смертельно, до врача не дожил, а шепнуть успел. Бывает! - Несомненно - тут же согласился подполковник, приняв немедленно вид сугубо формальный, разногласий с официальной версией никоим образом не выражающий. Но я ведь про суд. А сейчас даже по Указу... - Я понял. В целом, с вашими выводами согласен, что предполагаете делать? - Григулявичус нужен - вздохнул жандарм. А он, по непроверенным сведениям, сразу как от нас вышел, ушел на нелегалку и потом за кордон. Сейчас возможно, уже за границей. - Разведку озадачили? - Так точно, и Разведчасть и наших, по эмигрантам. - Ну что ж. Будем ждать, где-нибудь все равно проявится.
Агенты Корпуса не ошиблись. Юзик к тому времени действительно был далеко за пределами Российской империи, в Париже. Тремя неделями раньше, вернувшись в Вильну, он не заходя домой бросился к Модзелевскому, руководителю виленской "Объединенки". Услышав о том, что молодой подпольщик, будучи в столице расправился с руководителем прошлогоднего погрома виленского подполья, глава нелегальной литовской и польской "Объединенки", маленький, сухой, но при этом очень подвижный поляк сначала долго молчал, а потом, посмотрев пронзительными, умными глазами на Юозаса, приказал уезжать из России. - Зыгмунт, но куда?
– с отчаяньем в голосе, спросил его тогда Григулявичус. - Во Францию. Там сейчас литовцев и поляков много. Французский ты в гимназии учил, польский знаешь. Ты и английский немного знаешь, но там устроится трудно. А в России тебе оставаться нельзя. Убьют. И ладно, если сразу убьют - хладнокровно произнес подпольщик. А то ведь, сначала расспросят. И допытают до донышка, чего им со смертником церемонится? Не только себя подведешь. В общем, уматывай и как можно скорее. А до отъезда на нелегальное положение. С прямо этой вот минуты. Франция его устроила. Так случилось, что у него было к кому обратиться в этой стране, а опасность, грозящую на родине, он осознавал и сам. Добрался до Варшавы, получил от польских товарищей из левых националистов паспорт на имя Мартина Антуана, и через три дня вышел из вагона на Северном вокзале Парижа. На пятый день пребывания в столице Франции, когда изнывая от безызвестности дальнейшего своего существования но природной любознательности от того не утратив, он успел посмотреть Версаль и Лувр, Елисейские поля и Булонский лес, подняться на Эйфелеву башню и побродить по Монматру, Юзика наконец вызвали на встречу. В небольшом бистро на тихой, узкой улочке неподалеку от авеню Франциска, его ждал невысокий, худощавый господин, одетый солидно, но неброско. Не узнать его молодой марксист не мог, слишком часто публиковали в российских газетах еще лет пять назад фотопортреты легендарного террориста. Сначала вождя эсеровской боевки, потом командующего отрядами "Союза защиты революции и свободы", потом, после разгрома второй революции, вдохновителя партизанских отрядов (газеты, безусловно, именовали их не иначе как банды) в приграничье западных губерний империи. Последние годы в России официальная пресса вспоминать о нем не любила. Но Григулявичус знал, все знали, что улыбающийся сейчас ему из полумрака залы человек оружия не сложил, как не складывал его после предыдущих поражений. Последние пять лет Савинков, которого беглецу из России настрого приказано было называть по партийному псевдониму: "Павел Иванович", хоть и смешно это выглядело по отношению к столь знаменитой личности, вновь возглавлял Боевую группу. Крыло объединившейся красной эмиграции, которое единственное занималось на сегодняшний день реальной боевой работой. Для Юозаса сама встреча с таким человеком была, пожалуй, высочайшей честью. Больше его восхитило бы, наверное, только приглашение поговорить с самим Бухариным, председателем ЦК Объединенной РСДП, соратником покойных великих вождей Ленина, Чернова и Троцкого. Савинков командовал теми, для кого революция не кончилась. После беспощадного усмирения восстаний в России, многие из успевших убраться за границу эмигрантов были готовы и дальше проливать свою и чужую кровь во имя светлого будущего. Их и принял под свою руку "Павел Иванович". Из бежавших с родины бойцов повстанческих отрядов и рабочих дружин, красногвардейцев, боевиков подпольных социалистических партий, он сформировал новую команду. Именно на савинковцев лидеры всех тогда еще существовавших нелегальных левых партий возложили задачи поддержания связи красной эмиграции с Россией и проведение "военных акций". Боевое крыло не подчинялось никому. Савинков, вошедший в созданную семь лет назад в Цюрихе "Объединенную революционную социал-демократическую партию", "Объединенку", выговорил для своих ребят право действовать, не отчитываясь в ЦК новоиспеченной коалиции. Об этих перипетиях в левых кругах знали все. "Павел Иванович" вновь стал самым ярким героем околореволюционной публики. Операции его посланцев взрывали спокойствие победившей монархии, нападения на представителей власти не давали империи забыть о мятежном времени и... приносили нелегальным социалистам покровительство лиц заинтересованных в нестабильной России. Отчасти именно действия непримиримых, побудили Николая II объявить в двадцать восьмом году амнистию готовым отойти от вооруженной борьбы красным. Смягчение положений указа о борьбе с терроризмом, дозволение умеренных левых партий, прощение явившихся с повинной и готовых отказаться от насильственных методов подпольщиков, принесли свои плоды. Многие действительно прекратили войну с самодержавием, вернулась даже часть помилованных эмигрантов. Влияние нелегальных ячеек "соци" пошло на убыль, но через три года, 7 ноября 1931 года, в годовщину начала второй революции, Савинков эту идиллию сокрушил. Боевики группы перехватили на дороге в Царское Село автомобиль Великого князя Бориса Владимировича, зятя императора, занимавшего после сына Николая, второе место в очереди на трон. Савинков громко напомнил о себе всему миру, но сам он, как и другие деятели красного подполья понимал - акция стала проигрышем. Общий шок от убийства члена династии, позволил жандармам забыть о законе, и власть ответила лютыми репрессиями, при пусть сдержанном, но одобрении начавшего привыкать к внутрироссийскому миру общества. Подогрев ненадолго интерес к "Объединенке" и ее Боевой группе, теракт привел к истреблению левого подполья в России, которое последовавшие за убийством облавы и высылки смели почти полностью. Впрочем, левая молодежь, такая, как повествующий сейчас Савинкову о своих петербургских похождениях паренек, в разгроме нелегальных социалистов винила, разумеется, исключительно самодержавие. Пришедшие "в революцию" во время недолгой "оттепели", вчерашние (а порой еще и сегодняшние) гимназисты и студенты не были готовы к тому, что на них обрушилось. Павел Иванович точно знал, что периодически печатаемое в иностранных газетах "Высочайшее дозволение на применение жандармским корпусом России пыток", запугивающее сытых буржуа благополучной Европы "кровавой охранкой кровавого Николая", не более чем фальшивка, состряпанная пресс-бюро "Объединенки". Но, как и любой причастный к российскому подполью, он знал и другое. Несмотря на отсутствие официального разрешения, жандармы, вышедшие из тех же беспощадных схваток начала двадцатых годов, что и их противники, получив сколь-нибудь весомый повод, работали отнюдь не в белых перчатках. Многих сочувствующих безжалостные акции охранки навсегда от социализма отпугнули, кого-то сломали. А кое-кого, как, похоже, сидящего напротив, наоборот ожесточили. Неудивительно. Еще за день до убийства Великого князя, социалистическая деятельность сулила при задержании не более чем сутки в участке и штраф, делая "подпольную" работу, заключающуюся обычно в веселых вечеринках со спорами о политике, расклеивании листовок и редких митингах, развлечением, приличествующим прогрессивному человеку. Принять за совершенно то же самое месяцы в камере, не прекращающиеся даже ночью допросы и вязкий, постоянно поддерживаемый следователями ужас надвигающейся виселицы, положенной за одну принадлежность к террористической организации - а кто мог поручиться узнику, что его кружок таковой не признают?
– было испытанием не из легких. Прошедшие этот экзамен имели веские основания для ненависти и, как правило, свой, личный, счет к Российской империи. Именно из таких Савинков старался подбирать боевиков в Группу. Рассказ Григулявичуса за рамки обычного не выходил. Ну узнал парень в Питере на улице допрашивавшего его год назад жандарма... Резоны для мщения у него уж верно водились. Что такое царская тюрьма и допросы охранки Борис представлял прекрасно, а потому ничего удивительного в поведении молодого подпольщика не видел. Поступок бесспорно смелый, личность этот латыш, по всему видать, радикальная, но... сколько их таких было? И будет... Порасспросить поподробнее, однако ж, несомненно, следовало: - Ты в полицию потом попал, так? - В охранку, на Литейный - кивнул Юзик. Но знаете, товарищ... простите, Павел Николаевич... мне тогда все равно было. Грохну, думаю этого гада, а там хоть в петлю. Ну уж больно сволочь такая, вредная. Упусти я его, а вдруг ему завтра еще кто из наших попадет, понимаете? - Это правильно. Но ты братец, однако, анархист - улыбнулся легендарный революционер молодому коллеге. Индивидуальным террором занялся? Слова вождя привели Григулявичуса в замешательство. Он помялся, но ответил твердо, хотя и сбивчиво: - Да он гад, Никишов этот. Понимаете, Павел Иванович, гад! Он в тридцать первом, ну когда нас всех забрали, в Вильне, он же там заправлял всем. Местные, ну, виленские жандармы, они все ему подчинялись. Там наших ребят пытали, в тюрьме. И девушек, всех! Понимаете, я как его узнал тогда, в Питере, на улице, я не мог его упустить. Просто такое бешенство нахлынуло, что никак невозможно. - А я понимаю - негромко, проникновенным тоном заметил получивший подтверждение своим предположениям Савинков. Превосходно понимаю, мне, знаешь ли, тоже терять товарищей доводилось. Он помолчал, давая собеседнику время вспомнить кто перед ним и проникнуться словами старшего товарища, затем продолжил: И претензий не предъявлю. Но если ты захочешь продолжить борьбу, знай - акция хороша тогда, когда она грамотно спланирована и идет на пользу не твоему чувству мести, но делу революции. Личные чувства должно подчинять линии партии, товарищ Юзик. И только партии! Савинков бросил взгляд на сконфуженного мальчишку. Мальчишка и есть, ничего больше. Девятнадцать лет, в этом возрасте все экстремисты, в собственную смерть не верят, стремятся переделать мир, в кумирах еще не сомневаются, верят истово, замечательный материал... - Я к тому - пояснил Борис Викторович, что террор это не месть. Это только способ. Метод борьбы, соображаешь? Цель не убить одного - двух мерзавцев, царь себе других найдет, дело не хитрое. Цель разбудить народ, расшатать устои закосневшего самодержавия. А не по подворотням с уголовными жандармов бить. Откуда, кстати, эта шпана взялась?
– резко сменил он тему, внимательно изучая реакцию собеседника. - Так...
– парнишка вновь ощутимо смутился. Я ведь там жил, ну на квартире. В Питере... - Ты курьером приехал, литературу возил?
– перебил его вождь боевиков. - Да, "Правду", она контрабандой через порт пришла - подтвердил Юозас. Но я все передал, просто не мог сразу уехать - надо было выждать, чтоб правдоподобно было. Я же поднадзорный, отпросился, как бы место учебы присмотреть. Ну вот, а если сразу назад вернуться - подозрительно. - Верно. - Ну вот...
– он замолчал, убедился, что человек напротив ждет продолжения и сворачивать тему не намерен, и нехотя продолжил: Ну, я с соседями познакомился, с местными. С Лиговки, то есть. Случайно, в общем-то, гулял когда. Вот. Они действительно... хулиганят иной раз. - Угу - согласился Савинков. И прохожим карманы иной раз чистят. Ты что, подзаработать решил? - Да нет, как вы могли подумать?
– возмутился Юзик. Я просто с ними бродил, за компанию. Город смотрел, даже агитировать немного начал. Они хорошие ребята, из рабочих. Шебутные только. Вот... А в тот вечер, мы по улице шли, недалеко от Лиговского. Смотрю - идет. Я его сразу узнал, он меня три раза в Стефановской тюрьме допрашивал. Ну, думаю, все. Не уйдешь. Ребятам говорю - гад, мол. Не сказал, что жандарм, они б струхнули, наверное. Собеседник при этом поощрительно улыбнулся, подумав доброжелательно: "А молодец, быстро соображает. Без шпаны, небось, и не завалил бы такого зверя. Подполковник, из старых, наверняка стреляный. И в рассуждении своем парнишка прав, блатные на жандарма едва ли б полезли. Нет, умница - ловко организовал. Что там дальше?" - Они мне - мол, подожди - продолжал Григулявичус, - сейчас высмотрим, в какой он дом пойдет, в подворотне и встретим. Так и вышло. Никишов, когда к арке повернул, Васька туда вперед него - шасть! И выходит навстречу - прикурить, говорит, позвольте, или как-то так, я плохо расслышал. Никишов ему: "Мерзавец!" И в карман, за стволом. Ну, мы как раз с Гришкой подскочили со спины, железячиной его по башке отоварили, повалился. Дорезали потом. Борис отметил, что в рассказе литовец употребляет все время исключительно "мы", и переспросил: - Резал-то кто? - Я - чуть опустив глаза, почти шепотом ответил Юзик. Дождался, пока Борис Викторович снова кивнет, и закончил: - Ребята его обшарили потом, часы взяли, бумажник. Удостоверение нашли когда - струсили, начали на меня волну гнать, мол - в эдакое дело втравил. Васька даже за нож схватился было. Я тогда и говорю: "сейчас дорежу его, и все - свидетелей нет, а виноватый, если что, я буду". Тем и успокоил. "Правдоподобно - отметил для себя Савинков. Он знал, что первый раз убить вот так, ножом, непосредственно своими руками, грязно и кроваво - тяжело. Упоминание о подтолкнувшей к действию стычке с бандитами, придавало рассказу законченность. Привирает, впрочем, наверняка. Небось, не сам вызвался, дружки-грабители и заставили, убивай мол, и бери на себя. Но это ничего, это ладно. Тут его на откровенность вытягивать и не след, пусть уверенней себя чувствует". И мысли потекли в другую сторону: "А неплохой боец может выйти. Держится неплохо, кровь попробовал, назад пути ему нет". Что-то все же немного смущало. Молодых боевиков, восторженных, с горящими глазами и гремучей смесью левых идей в голове, он повидал немало. Эсеров до войны, бойцов Красной гвардии после... Но этот, только что приехавший из России, несмотря на складный, непохожий на выдумку пересказ событий, от привычного юнца-подпольщика чем-то неуловимо отличался. Присевший на край стула Юзик был одет хоть и в недорогой, но аккуратный и со вкусом подобранный явно французского производства костюм, вел себя почтительно, но спокойно. Не совсем правильно он себя вел, не так, как должен бы первый раз оказавшийся в чужой стране паренек из российской провинции. Об этом Борис, закончив с расспросами о теракте, и спросил: - Ты первый раз в Париже? - Да, впервые. - Ты, друг мой - широко улыбнулся легендарный террорист, - не шепчи. Иначе невесть что о нас французы подумают. Сядь поудобнее, не жмись на краю. И брось церемонии разводить, я тебе не генерал. У нас товарищеский тон принят, вместе под пули ходим, чего уж тут... А вообще за границей раньше бывал? - Нет, я даже в России в Петербурге только несколько раз был, да у себя - в Вильне, в Трокае. - А в Париже где устроился? - У Лопато. Это братья, они тут торговлю держат. Дела идут, даже дом в Париже купили. Старший - Илья, он за моей тетушкой Софьей когда-то ухаживал, потому меня приютили. Одеться вот помогли, освоится. Я же французский из гимназического курса только знаю. Они неплохие люди, только в политическом плане отсталые. Ну, они же французы теперь, российские дела их не занимают. - Ты у них и живешь?
– понял Савинков. А они знают, почему ты из дома уехал? - Я сказал, что неприятности с полицией из-за левого кружка. Они понимают, что в России быть марксистом опасно, десять лет назад уехали. Но про акцию - теперь, приободрившись после сделанного отчета, Григулявичус предпочел назвать это так - я им не рассказывал. - А про то, что в Париже у тебя товарищи есть? - Ни в коем случае. Я с конспирацией знаком. - Молодец - Савинков поощрительно улыбнулся, и пристально взглянув в глаза собеседнику, спросил: - Чем дальше заняться думаешь? - Хотел бы приносить пользу партии - ожидаемо отозвался Юзик. - А где? - Где партия распорядится. Но хотелось бы живого дела. - А в терроре не хотел бы работать? Парень задумался. И этим снова произвел на Бориса впечатление скорее положительное. Время восторженных юношей, умеющих только броситься, обложившись динамитом, под колеса автомобиля объекта, прошли. Сейчас группе требовались боевики, умеющие не только жертвовать собой, но и думать. А таких у него имелось немного. - Я сейчас в розыскных листах значусь - неуверенно произнес Григулявичус. Вы не подумайте, я не трус, я на любой риск готов. Но не хотелось бы подвести товарищей, понимаете? - Понимаю. - Ну вот - Юзик пожал плечами. А так хотел бы, конечно. Все же, пропаганда - это неосновательно. Чтобы это зажравшееся стадо разбудить, надо пулей. Газетой их не тронуть, они газет не читают. Дома мы неплохо через границу "посылки" таскать наладились, и литературу перевозили, и оружие. И у военных оружие покупали, дружины готовили. Я стрелять умею, из револьвера, из ружья, даже из автомата стрелял. Связи среди пограничников есть, могу и с этой стороны заняться. - Автомат?
– удивился Борис. - Ага, ППД. Новейшее оружие, меньше винтовки, а стреляет как пулемет. Такое пока только у погранстражи есть. - Интересно. Но у нас такого покуда нет. А вот дело для тебя найдется. В Россию действительно рано, но для революции можно и за границей потрудиться. Готов? - Готов, Павел Иванович. Конечно, готов!
Дело у Савинкова действительно имелось. Два дня назад к нему обратился человек из компании Shell. Бывший капитан британской разведки, Хилл, знакомый еще по двадцатым годам. Связями с англичанами Борис Викторович не гнушался и до войны, во время восстаний люди из Intelligence Service помогали "борцам за демократию", и после разгрома контакты не потерялись. Именно из Лондона шла основная поддержка красной эмиграции, именно туда в первую очередь уходили полученные из России сведения. Но сейчас жандармы успешно вычистили подполье, и серьезных источников на родине Савинков не имел, отчего интерес английской разведки к нему стремительно падал. Второй любимой страной у нынешних красных стала Германия. Там после проигрыша мировой войны и оккупации, российскую монархию не любили, и борцов с самодержавием привечали. Вот только средствами Веймарская республика располагала невеликими, да и Петербурга немцы до недавнего времени побаивались. Год назад ситуация начала меняться. К власти уверенно шел сделавший ставку на реванш фон Шлейхер, и старый революционер понимал - противостояние России и новой, шлейхеровской Германии неминуемо. А неизбежность появления у Российской империи нового врага, сулила красной эмиграции возобновление старого союза. Немцев поддерживал и Лондон, причем не только официальный. Собственно, как раз с неофициальным последнее время Боевая группа преимущественно и соприкасалась. Всплеск террора двухлетней давности оплатила именно Shell. Покушение на Великого князя затевалось в расчете на то, что в автомобиле будет его жена, княгиня Ольга, "серый кардинал" российской политики, люто ненавидимая господами из расположенного на лондонской улице Стрэнд, что неподалеку от отеля "Савой", Шелл-Мекс-Хауса, штаб-квартиры нефтяных королей Европы. И покушение предполагалось лишь одной из серии акций. Удалась, правда, лишь еще одна - в Мемеле савинковцы вместе с местными, литовскими подпольщиками, устроили поджог складов российско-немецкого нефтяного общества "Дероп", мешающего Shell в Германии. Никакой политики, чистый коммерческий расчет. И самое непосредственное участие в диверсии принимали члены выросшей, как и многие, ей подобные, из марксистского гимназического кружка, нелегальной молодежной организации "Утренняя Заря". Той самой, из которой вышел Григулявичус. Связь от Shell с Савинковым поддерживал Хилл, и вот он снова возник на горизонте, предлагая новую работу. Прислушаться к его словам рекомендовали и чины из немецкого рейхсвера, близкие к Шлейхеру. Борис Викторович вовсе не был беспринципным наемником, в исполнении заказных терактов он видел возможности для собственной игры. Выполнение просьбы предвещало пополнение бюджета Боевой группы и благосклонность германских властей. А в случае успешного проведения операции и еще один удар по престижу России. Савинков отчетливо понимал, что играет не он, стоящие за отставным капитаном джентльмены имеют свои предпочтения, смысл которых уловить нелегко. Это не пугало, тем более, лично он в операции участвовать не собирался, лишь подбирал людей для операции. И недавний беглец из России, смотрелся прекрасным кандидатом. О том, что эмиграция переполнена агентами Жандармского корпуса, шеф боевиков прекрасно знал, знали и британцы, требующие выделения для их операций только самых надежных, не раскрывая суть акций не то что "Объединенке", но даже и Савинкову. В прошлый раз, в тридцать первом, такой подход принес плоды, группа Салныня работала в полном отрыве от подполья, и жандармам не удалось взять никого из исполнителей. В отличие от других групп, опиравшихся на, казалось бы, незасвеченные контакты в России. Но от убийцы высокого жандармского чина, предательства можно было не опасаться. В России Юзика действительно искали, на проверку этого факта возможностей "Объединенки" хватило. Подробностей предстоящего дела Борис не знал, с Хиллом напрямую работал его тезка, Борис Мельников, командир ячейки Группы. Самый опытный и удачливый из многих взращенных Савинковым боевиков. Его настоящее имя было известно немногим, верхушке Объединенки и некоторым спецслужбам разве что. Остальные знали его в разное время под разными фамилиями, партийный псевдоним "Инженер", полученный в память о прослушанном курсе Петербургского политехнического, стал за последний десяток лет кошмаром для многих сыщиков полиции и контрразведки Европы и Азии. . К нему Савинков и решил направить Григулявичуса. "Будет этому Юзику "живое дело", глядишь, еще одного жандарма завалит. Если обратились к нам - значит, в любом случае, Петербургу неприятности предполагаются" - рассудил бывший эсер.