Сейчас бы горячего чаю с растёртой клюквой и мёдом. Или просто чаю, с булочкой и любимой Васькиной колбасой, из чего именно изготовленной… и мне, и вам лучше не знать. Этой колбасой мы с будущим великим Авиценной седьмой год здоровье в красный сектор загоняем. А куда деваться? Моя фамилия не Рокфеллер, да и вдовой Онассиса побывать не успела – Жаклинка опередила. Денег в моей кубышке – шиш да кумыш, сама на трёх работах работаю, Васька же санитаром и медбратом старается, с трудом, но наскребаем на учение.

Посмотрел мой «внучек» однажды, как я наши финансы по кучкам раскладываю, обнял сзади:

– Баб, ты только доживи, не загоняй себя, вот выучусь, отбивные из мраморной свинины трескать будешь. И курить только турецкий табак.

– Угу, и в золотых подштанниках ходить. А с курением – всё! Лично я бросаю!

И бросила. Когда одна пятая месячного бюджета в дым переводится, как-то быстро умнеешь. Хотя поумнеть меня Васька заставил. И его непутёвое семейство.

А медицину и пропедевтику педиатрии мы вдвоём учим. Учили…

Иду, бреду и смотрю только под ноги, пытаясь контролировать пространство справа-слева периферийным зрением, и жуть закрадывается под черепушку, похоже, лесу конца-краю не видать. Хороший лес таким бескрайним не бывает.

Конечно, не бывает. А ещё не бывает машины времени, вечного двигателя, гномов, леших и русалок. Размышляя о превратностях судьбы, оступилась, шлёпнулась на попу, это и спасло от падения в яму, глубокую яму, скажем честно. Это ловушка, слегка прикрытая листвой, перемешанной с хвоей, да присыпанная песочком, и вырыта она руками разумного существа. Слава богу, копчик не отбила, зато обе руки отсушила изрядно. Случись мне споткнуться о корень дерева, летела бы я головой вперёд. Слава богу, всего лишь оступилась и неосторожно потревожила наст ловушки.

Ловушка, говоришь? Обошла по периметру ямку, вот же твари-охотнички. Меня холодным потом прошибло – а если эти уроды тут ещё и самострелов наставили? Резко присела и опомнилась. Стоп, охотники самострелы на звериных тропах настораживают, а тут яма – да посреди леса, уродский способ охоты, кто спорит. Но ведь никаких троп в обозримом пространстве нет, и да, яма не на тропе вырыта. Но ведь кто-то старался, зачем копать в таком глухом месте? Глухом ли?

Думай, голова.

А что тут думать, селение явно недалеко. Вырывший яму там и живет, но где оно, селение это? Нет его, как и желающих отвести меня туда за руку. Резко оборачиваюсь на сухой шорох, ничего себе… здоровенная синяя змеюка, восстающая из травы…

Последнее, что помню – это траву, которая стремительно приближается к лицу.

И первое, что вижу – бревенчатый низкий потолок, огонёк свечи расплывается в глазах, слёзы мешают смотреть.

Незнакомая речь с вопросительной интонацией. Смаргиваем слёзы, слишком близко наклонилось ко мне некое постороннее лицо, так… отстраняем визави. Ага, передо мной старуха, примерно моих лет, может, чуть старше, и опять трещит на своём тарабарском языке. Приплыли, Татьяна Федоровна, иностранное государство, язык вообще ни на что не похож.

Рядом со старухой возникает девичья головка в странном головном уборе, очаровательная малышка лет семи, держит плоскую чашу на деревянном подносике. С трудом принимаю сидячее положение, давненько меня этак не сносило, на обычную простуду не похоже, пневмонией сие состояние тоже не назовёшь…Непонятно!

А старуха смотрит с опаской, почему бы? Девчушка, напротив, глазки восторженно распахнула. Опять непонятно, ладно, разберемся. Вот только как с ними разговаривать? На каком таком пиджине изъясняться будем, сударыни? Будем проще, прикладываем руку к груди, для большей внушаемости пальчиком в себя потычем:

– Татьяна!

Малышка пискнула:

– Яна?

– Яна, Яна, – киваю, пусть уж так.

Указываю на девчонку:

– Ты?

– Сэнна.

Старуха низко кланяется:

– Беата.

Познакомились, слава богу.

Срочно учим здешний язык! Как мне удалось втолковать обеим это вполне естественное желание – отдельная и героическая баллада, однако, как в сказке – долго ли, коротко ли – но дело пошло. Первой врубилась девчонка и живенько притащила гору берёсты, уголёк, и процесс пошёл.

Встать с постели мне разрешили не скоро, что и неудивительно, тело практически не слушалось. Кормить почти не кормили седмицу, зато поили отварами от пуза, ибо, как мне объяснили с пятого на десятое, следовало вывести яд той кобальтовой гадюки. Как можно укусить человека, чтобы он не почувствовал змеиного укуса, я так и не поняла, языковый барьер, мать его! Здешней мовою я владею на уровне «моя твоя не понимать», но попросить воды уже могу, на горшок проситься тоже выучилась. Ничего, разберёмся! Строй языка пока не понятен, то бишь фонетика и прочая грамматика мне недоступны, опять же – пока, но я справлюсь, выхода у меня нет, придётся врастать в здешнюю действительность.