Этически и даже эстетически положение его было незавидно. Он оказался бит по всем позициям, потерял лицо, начиная уже с того, что его заставили есть завтрак, когда он совершенно того не хотел. Он позволил негру втянуть себя в спор, и тот превратил его в повод для рассуждений о том, что Сидни ведет себя не так, как положено джентльмену и гостю. Мало того, Ламар упрекнул его в том, что он оказывает дурное влияние на больного человека (а в том, что Ламар говорил о Поле правду, Сидни не сомневался; лимонад накануне утром, тот факт, что в Атлантик-Сити Пол сторонился публичных домов, — уже достаточные свидетельства, не говоря уж о том, что Пол все время возвращался к теме здоровья и болезни). В какой-то момент Сидни вдруг захотелось, отбросив всякие принципы, оказаться на старом Юге и всыпать Ламару по первое число, но это была Пенсильвания и шел 1917 год, и болтливый, наглый негр-слуга, быть может, сам того не желая, открыл ему глаза на правду, состоящую в том, что он, как последний эгоист, ищет у друга защиты, даже не задумываясь о том, готов ли, способен ли друг эту защиту предоставить. Да, он для Пола сделал бы то же самое; но его вдруг поразила мысль, что Пол никогда бы к нему не обратился. На самом деле, пришлось признаться самому себе, на самом деле никто в мире не попросил бы его о помощи в минуту беды. Разве что дети, но дети — иное дело. Да, он всегда вел себя так, что никто и никогда ни о чем его не просил. Сам он в прошлом помогал людям, но его не просили. Даже Грейс, несмотря на ее положение в обществе, была более доступна людям. Ведь это ее посвятила в свои беды беременная девочка во время фестиваля в честь Дня независимости. Положим, Грейс сама ее к этому подтолкнула, но ради справедливости к ней и суровой справедливости к самому себе следует признать, что были и иные случаи — Сидни их запомнил, — когда оказавшиеся в трудном положении мужчины и женщины вполне могли попросить о помощи его, а просили Грейс.

Ладно, на флоте у него хватит времени разобраться в себе, покопаться в собственной душе. Ведь долгие вахты должны способствовать такого рода работе. Ну а пока надо придумать правдоподобное объяснение срочному отъезду из дома Райхельдерфера. О Ламаре и своем фиаско можно не думать. В Ливане Сидни больше не появится, а через неделю и вовсе забудет про Ламара и все, что с ним связано. Он уложил по-своему вещи в сумке и, никого не встретив по дороге, дошел до гаража, где сел в своей «мерсер» и поехал на работу к Полу.

У того было двое посетителей и Сидни он заметил, только когда они ушли.

— Что, кредит хочешь взять? Деньги нынче дешевые. Заходи, присаживайся.

— Я пришел попрощаться. — Сидни старался говорить непринужденно, что, кажется, ему удалось.

— Что случилось? Что-нибудь не так дома? Хочешь, чтобы комната побольше была?

— Может быть, — ухмыльнулся Сидни. — А может, света маловато.

— Нет, серьезно, что-нибудь не так, или ты просто решил ехать? Это я бы понял. И впрямь скучно болтаться целый день, ничего не делая.

— По правде говоря, Пол, хотелось бы быть на месте, когда придет уведомление с флота.

— Тоже понятно. А по какому адресу его пошлют?

— На ферму. Ты ведь знаешь, как там с доставкой почты. Запросто можно целый день прохлопать, не зная, что пришло письмо. Допустим, позвоню прямо сейчас, мне скажут, ничего нет, а письмо придет завтра днем и целый день проваляется на почте в Бексвилле.

— Ясно, — кивнул Пол. — Но ведь мы увидимся, пока ты не отнимешь у Джозефуса Дэниэлса[18] его работу?

— Надеюсь, так долго ждать не придется, — улыбнулся Сидни. — Надо бы еще как-нибудь порезвиться. А то Дэниэлс, насколько я понимаю, ничего крепче виноградного сока пить не разрешает.

— Что ж, может, нам всем следовало ограничиться виноградным соком, но жить тогда стало бы скучнее. Напиши, когда получишь повестку, чтобы было время подготовиться.

— Непременно. И еще раз спасибо, Пол. Друзья познаются в беде.

Вернулся Сидни на ферму усталым. Слугам он ничего объяснять не стал, а Грейс отправил телеграмму: «Решил ждать флотскую повестку здесь на ферме. Всех целую». Телеграмма превысила лимит восьми слов, но в ней говорилось то, что он хотел сказать. В ближайшие несколько дней на ферме предстояло немало дел, не говоря уж о приготовлениях и приготовлениях к приготовлениям к отъезду. Сидни ежедневно ездил в Форт-Пенн, как раз и занимаясь с Перси Хоштеттером в банке приготовлениями к приготовлениям. На третий день он зашел в клуб пообедать и столкнулся там с Броком.

— А я думал, ты уехал куда-то, — сказал Брок.

— Всего на день-другой. — Сидни не знал, насколько Брок в курсе его семейных дел, но сейчас почувствовал, что это ему совершенно безразлично. Более того, он обнаружил, что Брок для него не более чем надоедливая муха, которая скоро отстанет.

— Как там у тебя продвигаются флотские дела? Новости есть?

— Пока нет. Жду со дня на день.

— Что ж, надеюсь, так оно и произойдет, тогда Грейс с детьми домой вернутся. А дядя Брок уезжает на следующей неделе.

— Да ну? И куда же?

— Форт Райли, Канзас. Курсы офицерской подготовки.

— Ничего себе, — присвистнул Сидни.

— Да, и, наверное, при следующей встрече я должен буду отдать тебе честь. Говорят, мне дадут только лейтенанта, а у тебя, насколько я понимаю, чин намного выше.

— Разрешаю тебе не козырять.

— Нет, нет, ни за что. Об этом не может быть речи. Сказывается на боевом духе. И к тому же я отдаю честь не человеку, а погонам.

— Вот-вот, я то же самое хотел сказать, ты меня опередил. Сменим тему. В каких войсках будешь служить, знаешь уже? — спросил Сидни, обменявшись улыбкой с собеседником.

— Сменим. Точно не скажу, но попросился в кавалерию.

— В кавалерию? Да что ты о лошадях-то знаешь, Брок?

— Ну, когда тебя с детства какая-то дрянь окружает, хочешь не хочешь — что-то впитываешь. Узнаешь, даже не отдавая себе в том отчета. Разумеется, мне всегда было наплевать на лошадей, и, видит Бог, я и цента не потратил, чтобы завести конюшню. И уж конечно, мне и в голову бы не пришло организовать охотничий клуб.

— Ну и память у тебя, даже противно, — буркнул Сидни. — Я слышал, иные из этих армейских лошадей ведут себя неважно. Мне ребята из полиции говорили, что видели этих кобылок и манеры у них ужасные. Лягаются, кусаются. Одному полицейскому несколько лет назад такая скотина череп раскроила. Надвое, как скорлупу устрицы. Так что, Брок, смотри в оба. Печально было бы услышать, что с тобой произошло нечто подобное.