Конни. О чем ты?

Грейс. Я про Кейп-Мэй, про того парня, что подарил мне ленту. Он всегда звал меня составить ему пару на корте.

Конни. Жаль, что я так плохо играю.

Грейс. Да нет, не в том дело, теннис — только предлог. Просто он хотел остаться со мной наедине.

Конни. Как его зовут?

Грейс. Как зовут? Нет-нет, имени его я никому не скажу, даже тебе. Он помолвлен.

Конни. Ну, мне-то ты можешь открыться. На Кейп-Мэе я никого не знаю и к тому же никогда не выдавала твоих секретов.

Грейс. Знаю, и все же… Вслух его имени я назвать не могу.

Конни. Ну так прошепчи мне на ухо.

Грейс. Даже шепотом не могу. Ну ладно… Джек.

Конни. Джек? Что-то не припомню, чтобы ты упоминала это имя.

Грейс. Естественно. Я только что его придумала.

Конни. Вы целовались?

Грейс. Нет, нет.

Конни. Но с другими-то ребятами ты целовалась.

Грейс. Не по своей воле. Они всегда первые начинали.

Конни. Ты мне этого не говорила.

Грейс. А что я тебе говорила? Что я сама их заманивала?

Конни. Скотти Борденер и Чарли Джей.

Грейс. Ничего подобного, Конни, я тебе не говорила. Разве что они заставляли меня целоваться. Но сама я с ними не кокетничала.

Конни. А помнишь, как-то прошлой зимой, когда я осталась у вас ночевать, ты сказала мне: «Вот, наверное, классно было бы сразу с двумя целоваться».

Грейс. Конни, либо тебе это приснилось, либо я просто пошутила. Одно из двух.

Конни. Может, и пошутила, но мне ничего не приснилось, потому что я не спала, а чесала тебе спину, по твоей же собственной просьбе.

Грейс. Ну, в таком случае это была шутка.

Конни. Стало быть, я неправильно тебя поняла. Но хорошо, во всяком случае, это шутка, потому что вряд ли стоит целоваться с кем попало.

Грейс. А я и не целуюсь с кем попало. А ты говоришь так, словно я налево и направо…

Конни. Ну, не налево-направо, но частенько.

Грейс. Как ты можешь так говорить, Конни? Ты что же думаешь, что как только я оказываюсь с кем-нибудь наедине, сразу набрасываюсь? Или ему позволяю? Например, Скотти?

Конни. Но именно так ты сама мне говорила.

Грейс. И снова ты неправильно меня поняла. Ну да, мы остались со Скотти вдвоем, и он украл у меня поцелуй. Повезло, можно сказать. Если он говорил тебе что-нибудь еще, значит, врал.

Конни. Скотти? Нет, ничего не говорил.

Грейс. Ну, пусть Чарли Джей.

Конни. И он тоже. Ты сама всегда давала понять, как любишь целоваться.

Грейс. Ах вот оно что. Ясно. Так это я нарочно. Мне как раз и нужно было, чтобы ты так меня поняла — если, допустим, тебе захотелось поцеловать парня или чтобы он поцеловал тебя, ты бы не заподозрила, что я наябедничаю или буду думать, что ты скверная девчонка, раз позволяешь им целовать себя.

Конни. Ах так?

Грейс. Теперь понимаешь?

Конни. Угу.

Грейс. Вот почему я хотела, чтобы ты подумала, как я люблю целоваться.

Конни. Угу.

Грейс. А на самом деле я ребят не люблю. Молодых ребят. А тот, кто подарил мне веер… знаешь, сколько ему?

Конни. Сколько?

Грейс. Двадцать два.

Конни. Двадцать два? Столько же, сколько старине Броку?

Грейс. Так от него и узнала, сколько лет Сидни. Они вместе учились в Лоренсвилле.

Конни. Сидни… как там его? Тот самый, что ли, что гостил у вас на прошлое Рождество? Так он всего сутки в вашем доме провел.

Грейс. Потому я тебе ничего и не сказала. Мы едва обменялись парой слов. А потом он уехал за границу. В Европу. И когда вернулся, подарил мне этот веер.

Конни. А как он его тебе передал? Мама знает?